— Если бы на свете была только одна религия, — сказал он, — у меня, может быть, и появился бы соблазн изучить ее, но их так много, будто у каждого есть свой собственный бог, а это, Финн, уже выше моих сил, так что увольте. Если у задачи есть решение, то оно может быть только одно.
Анна тем временем написала собственный вариант решения, но Джон не обратил на него ни малейшего внимания. Он просто исходил гневом.
— Это же просто, Финн, — прошептала мне она. — Одна из первых вещей, которые сделал мистер Бог, был свет, да?
— Ну, да. Во всяком случае, так говорят.
Это напомнило мне об одном нашем эксперименте, когда с помощью призмы и луча света мы устроили на стене небольшую радугу. В этом-то и была самая суть.
— Католики берут красный цвет, протестанты — зеленый, иудеи — другой, а индусы — еще другой, чтобы через них видеть мистера Бога.
Разумеется, на свете была куча разных религий, и Анна никогда не могла быть совершенно уверена, что у кого-нибудь из родителей не обнаружится вдруг еще один святой день в неделе, специально чтобы у нее было меньше времени играть со своими друзьями. Хотя, если рассматривать религии как разноцветные лучи одного и того же света, это особого значения не имеет. Как говорила Ма, ты рождаешься в одной религии, потому что особого выбора у тебя нет, но умереть волен в любой другой или вообще ни в какой. Джону такой взгляд на вещи явно был недоступен.
* * *
Посещение Анной школы и церкви далеко не всегда отвечало целям, намеченным мисс Хейнс и преподобным Каслом. Из тех же соображений Джон тоже заслужил не один хороший «фырк». Не все из того, что там говорили, было так уж безнадежно, но что-то, с ее точки зрения, было просто за пределами добра и зла — «он чего, с ума сошел, да, Финн?» Доброму старому преподобному Каслу отнюдь не улыбалось прямо посреди проповеди схлопотать громкий отчетливый «фырк»; он всякий раз вперялся в меня поверх очков таким взглядом, будто это я был виноват во всех его бедах. Я честно пытался приструнить Анну, но это никогда не срабатывало надолго. Например, викарий рассказывал пастве притчу о сеятеле, сеющем семена добрые. Тот факт, что некоторые из них падали меж камней, а некоторые — среди терний, снова выводил ее из терпения. Очередной фырк был еще довольно сдержанным, но вот следующий за ним комментарий, что сеятелю не худо было бы разуть глаза и смотреть, куда он кидает свои семена, уже был настолько громким, что, уверен, его слышали даже статуи. Дискуссия продолжалась и после службы. Анна горячо доказывала мне, что у сеятеля было не все в порядке с головой.
