— Конечно, если бы вы находились не здесь… и если бы скульптуры тоже были не здесь. Если бы они находились в надежном месте, в тайном укрытии… да еще под вашей защитой.
Он аж подскочил:
— Да! Да! Именно так. Я их спрячу!
Я покачал головой.
— Нет… "Они" выследят вас. Но если бы я мог вам помочь найти надежное место. Далеко, очень далеко отсюда. Может быть, в Нью-Йорке…
Скульптор упал на колени; и вот он уже цеплялся умоляюще за мои брюки.
— Прошу вас… прошу вас, помогите мне! Скажите, куда я должен уехать?
— Хорошо, — сказал я тоном человека, который стремится к благородным жестам, стремится доказать свое бескорыстие. — Я приму меры для того, чтобы смогли их отправить в закрытый музей.
При слове "музей" его зрачки слегка сузились, он начал моргать, а я поспешил добавить:
— Но при этом необходимо, чтобы вы охраняли их денно и нощно, поскольку мы их поместим под вашу ответственность.
Фраза возымела действие и рассеяла те сомнения, которые еще были у старика.
Мы обсуждали те меры, которые необходимо было предпринять, и перешли к подготовке. Все было закончено как только начал заниматься рассвет. Уже пели петухи, когда мы начали осторожно грузить скульптуры в старый грузовичок, принадлежащий ферме, который служил для всего и почти пришедший в негодность. Он должен был довезти их до Нью-Йорка, тронуться немедленно, чтобы добраться до меня за тридцать шесть часов. Эти полтора суток должны были бы мне показаться вечностью; единственное, что бы меня успокоило — это возможность перевезти их самому, что было совершенно невозможно из-за болезненной подозрительности старика, каждую минуту готового опомниться.
Когда скульптор задул свой фонарь, я попытался воскресить в памяти эту удивительную сцену единения трех граций, теперь распростершихся в кузове грузовичка. Намек Али на Микеланджело был справедлив, если говорить о его произведении "Пьета". Та же чувственность и выразительность деталей, то же выражение молчаливого зова, так свойственного юным женским лицам. Почти благоговейно я помог ему прикрыть их соломой, одеялами и старым брезентом.
Минуту спустя грузовичок уже выезжал со двора, и старик направлялся к дороге. Четырьмя часами позже я был в Нью-Йорке.
В оставшееся до их прибытия время я, развил лихорадочную деятельность. Я купил стилизованные римские кровати, покрытые красным бархатом, дабы уложить на них скульптуры, и изменил расположение самого музея, чтобы оставить им достаточно места. Я поставлю кровати, говорил я себе, в углу, в семи-восьми метрах от наскальных рисунков; там мои гости познают апогей восхищения, своего рода оргазм души. Я начал разрабатывать план закрытого просмотра с шампанским и составлять список около двухсот знатоков, которые, вероятно, прибудут самолетом изо всех уголков мира, чтобы участвовать в открытии. Я даже придумал место, куда я дену труп старика, если это понадобится.
