— Постойте здесь, подождите, — сказал он. Ночью освещение должно быть очень точно дозировано, знаете ли.
"Да, — сказал я себе, — вот истинный знаток, вот тот, кто точно знает, что следует делать, чтобы произведение искусства было безупречно представлено, высвечено". Я слышал, как он нам возился, ходил туда и обратно среди протестующих кур и цыплят, изгнанных с насеста. Потом он позвал меня почти застенчивым голосом:
— Входите.
Струящийся свет ласкал статуи, нежно и осторожно касаясь контуров. И вдруг, как будто против воли, я перестал дышать (у меня перехватило дыхание), буквально охваченный и парализованный этой чувственной силой, ужасающе ощутимой, которая исходила от этих статуй. У меня было впечатление, словно стальная сила сковала все мои внутренности. За все годы моей жизни коллекционера, ничего подобного со мной не случалось. Конечно, от приобретения к приобретению я стремился к этому моменту. Ничего подобного в моей жизни не было, когда бы красота обладала такой силой попадания в цель, когда бы реализм чувственного восприятия обладал такой колдовской силой, был таким чарующим, и отныне ничто уже никогда больше не смогло бы сравниться с тем, что я видел.
Постарайтесь понять то, что я чувствовал, пережил в данной ситуации. С самого отрочества, юности, когда я был молодым человеком, и в том возрасте некоторые стороны эротики, неожиданно чарующие, поражают ваше воображение больше всего на свете, захватывают вас; так вот, ничто не могло произвести на меня за всю жизнь большего эмоционального эффекта, чем эти статуи. Желание сдавило мне горло, сердце мое билось как сумасшедшее, все мои внутренности буквально свело. Я не могу вам сказать, сколько я простоял так остолбенело, не двигаясь, захваченный этой красотой, но в конце концов мне удалось овладеть собой и сосредоточить внимание на предмете моего приезда.
Я бы продал душу, отдал бы миллионы, чтобы только обладать этими скульптурами. Я испытывал жалость к их создателю, потому как я бы, ни минуты не колеблясь, я это знал, убил бы его, если бы он очень оказался настойчивым.
К разговору я приступил не спеша, осторожно, но со все большей и большей настойчивостью. Постепенными бросками я проникал все дальше в джунгли, джунгли мрачные и плутающие этого параноического разума. Вот уже около часа я возвращался к одной и той же теме, вбивал все тот же гвоздь, а именно: что там, в тени, постоянно бродят какие-то люди, которые хотят у него похитить его скульптуры. И наконец он сдался. Я увидел, как он плакал, плакал настоящими слезами, как ребенок, а глаза увеличивались от малейшего страха. Он был готов. Наступил момент решительного удара. Поджав губы, я принял вдохновенный вид, как если бы вдруг только что обнаружил решение, и сказал:
