Петр Великий — государственный ум. Он понял болезнь России и призвал для оздоровления русской крови немцев, датчан, голландцев и т. д. Новое вливание германской крови дало возможность Романовской империи развиваться до начала 20-го века, когда Россия вновь заболела. Болезнь прошла через кризисы — революция 1905 и 1917 годов.
Ныне эта болезнь стала неизлечимой и теперь требуется срочное хирургическое вмешательство. Немцы берут на себя благородную задачу — оперировать Россию и тем самым восстановить ее силы…»
Всякий раз, в конце беседы, господин Ропп предлагал высказываться тем, кто не согласен с его тезисами.
И вот я, по своей обычной прямоте, всякий раз выступал на лекциях и, образно говоря, не хотел быть в роли «женщины оплодотворяемой немецким бугаем». Я старался перевести образную речь г. Роппа на политический общепонятный язык.
В эти дни и недели во мне, наверное, впервые стало формироваться отчетливое различие между понятиями: русский и советский.
Откровенно-издевательское глумление над русским народом подымало во мне русскую гордость и боль за свой народ и я, не стесняясь в выражениях, горячо выступал против «учений» г. Роппа.
Еще более мне было непонятно поведение молодых людей, недавних советских солдат и юных офицеров, аплодировавших речи г. Роппа, и я часто произносил фразу: «Чему вы хлопаете, чему радуетесь? Еще вчера вы также хлопали на собраниях в СССР, а ныне вы попираете то, чему вы вчера поклонялись. Я не верю вам. Такая быстрая смена убеждений для меня не убедительна».
Теперь, после нескольких минувших лет, я стараюсь проанализировать свое тогдашнее поведение и спрашиваю: что во мне больше было коммунистических ли убеждений или русских настроений? И отвечаю себе: тогда во мне говорила простая русская кровь, обида за свой народ, осознаваемая в мучительной раздвоенности с тем, что я переоценивал в это время и с тем, на чем я был воспитан. Сейчас, после здравого размышления, мне кажется что я всегда был русским и мои коммунистические прежние настроения диктовались поисками извечной правды, справедливости и счастья на земле для всех людей.
К чести барона Ропп я могу сказать, что он достаточно долго покрывал мои выступления против него и только уже в феврале 1942 года он впервые произнес фразу: «Конечно, г. полковник Нерянин прав. Он — коммунист и продолжает оставаться на своих позициях и это делает ему честь. Я уважаю убеждения честных людей кто бы они ни были. Но поскольку г. Нерянина нельзя перевоспитать, то он сам себя ставит в положение, когда согласно русской пословице — сорную траву из поля вон…»
