— Пап, купи!
— Зачем тебе? — отец поморщился. — Впрочем, ладно. — Он достал деньги и расплатился, а я схватил раковину, чуть не прыгая от радости.
Долгое время носил я ту раковину в кармане и ежеминутно прислушивался к ее далекому невидимому прибою. Но однажды ко мне подошла девочка из соседнего двора, коротко стриженная, с венком из полевых цветов, и сказала:
— А столбы слушать интереснее!..
— Какие столбы? — переспросил я.
— Обыкновенные, телеграфные. Прислонишь ухо, и можно послушать музыку.
Девочка склонила голову набок и улыбнулась. Потом посмотрела на меня из-под венка и добавила:
— Хочешь, пойдем послушаем?!
Она повела меня на пустырь за нашим поселком, где пролегал железнодорожный узкоколейный путь и до самого горизонта поднимались телеграфные провода. Провода висели на старых потрескавшихся столбах, которые снизу держали вбитые в землю рельсы. Столбы были искривленными, сучковатыми. Мы подбежали к первому столбу, прислонились с разных сторон и стали вслушиваться. Вначале я только смотрел на источенный короедом ствол и ничего не слышал, кроме монотонного гудения, но постепенно стал замечать, что гудение меняется — становится то высоким, то низким. Потом я стал различать и небольшие части мелодии. После каждой такой музыкальной фразы девочка выглядывала из-за столба и с серьезным видом шептала:
— Слышал, слышал!
Через некоторое время, когда у нас затекли руки и ноги, мы отошли от столба и присели на насыпи. Я начал перебирать гальку, а девочка попыталась воспроизвести мелодию, которую мы только что слышали. Она пела знакомую песню, и мне казалось, я и на самом деле слышал ее.
— У этого столба я слушаю песни. Он песенник. Видишь, открытый рот?.. — сказала девочка.
Только теперь я заметил, что на столбе зияло дупло, похожее на раскрытый рот, а чуть выше еще виднелись складки, как узкие глаза.
— А вон болтунишка! — Девочка показала на второй столб, на котором сучки образовывали смешную рожицу.
— Побежали, послушаем!.. А за ним «принцесса»! Там вальсы!..
До позднего вечера мы бегали от столба к столбу. Девочка чаще всего останавливалась около «принцессы», а я облюбовал себе корявый белесый ствол — точь-в-точь голова старика. Стоило только прильнуть к «деду», как в ушах раздавался марш. Вначале он еле улавливался, но, постепенно нарастая, все отчетливей различались звуки трубы и удары барабанщика. Они становились громче и громче, и вот уже оглохший от грохота, я видел, как мимо меня, сверкая медью, марширует военный оркестр… Я отбегал от столба, пристраивался к шагающей колонне и начинал подпевать.
