– Выходит, что так. А Клайм, стало быть, из-за этой свадьбы и приезжает? Чтобы мать не оставалась одна в доме?
– Ну да, ну да, из-за этого. Нет, а ты послушай, Тимоти! Я, правда, шутник, все знают, да ведь могу и по-серьезному разговаривать. Хочешь, все тебе расскажу про эту парочку? Вот послушай. Они, точно, сегодня утром в шесть часов в город поехали венчаться, и больше уж их никто не видал, да небось к вечеру воротились, и теперь уже мужчина и женщина, – то есть, тьфу! – муж и жена. Что, разве плохо я рассказал? И разве не видишь теперь, что миссис Ибрайт ошиблась?
– Да ладно уж, хорош! А я и не знал, что они опять за прежнее взялись – даром что мать ей запретила… И давно это у них сызнова пошло? Ты не знаешь, Хемфри?
– Да! Давно ли? – с важностью вопросил дедушка Кентл, тоже поворачиваясь к Хемфри. – Отвечай-ка!
– А с тех самых пор, как ее мать, то бишь тетка, передумала и сказала, пусть, мол, уже выходит за него, коли ей охота, – отвечал Хемфри, не отрывая глаз от огня. Это был несколько мрачный молодой человек, очевидна промышлявший резкой дрока, потому что под мышкой у него был серп, на руках кожаные перчатки, а на ногах толстые краги, твердые, как медные поножи филистимлянина. – Оттого, наверно, они и решили обвенчаться в другом приходе. А то миссис Ибрайт столько тогда шуму наделала, в церкви-то во время оглашения, смешно было бы после этого тут же у нас свадьбу устраивать.
– А конечно, смешно, да и тем-то бедняжкам вроде как стыдно, – это я, впрочем, так, догадываюсь, а там кто их знает, – рассудительно заметил дедушка Кентл, все еще стараясь сохранить солидный вид и осанку.
– Да, я сам был в тот день в церкви, – сказал Фейруэй. – Чудно, а? Я ведь нечасто туда хожу.
– Где уж нам часто ходить, – с жаром подхватил дедушка Кентл. – Я все лето сбирался, а теперь зима на носу, так уж вряд ли соберусь.
– Я три года не бывал, – сказал Хемфри. – По воскресеньям больно спать хочется, а идти далеко, да еще раздумаешься – ну, положим, я потружусь, схожу, так неужто за это меня допустят в царствие небесное, когда стольких не допускают, ну и останешься дома и никуда не пойдешь.
– А я вот был, – с твердостью заявил Фейруэй, – и не только был, а еще и сидел на одной скамье с миссис Ибрайт. И хотите – верьте, хотите – нет, а у меня кровь застыла в жилах, когда я услышал, что она говорит. Да, прямо кровь застыла, вот как! Я же сидел с ней рядом. – Рассказчик оглядел присутствующих, теперь подошедших ближе, чтобы послушать, и еще плотнее, чем всегда, сжал губы, как бы подчеркивая этим строгую точность своего описания.
