боевой задор и больной Ван Гог: «Мы, вероятно, рождены не для победы и не для поражения, а
просто для того, чтобы утешать искусством людей или подготовить такое искусство».
Но в будущем, по мысли Ван Гога, появится другое искусство, потому что родится
другое, более здоровое, светлое и гармоничное общество. «Такое общество – не сомневаюсь в
этом – будет претворено в жизнь, когда социалисты возведут свое логичное социальное здание
– от чего они еще довольно далеки. Пока же мы пребываем, как ты знаешь, в состоянии
полного хаоса и анархии… мы можем написать какую-то частицу этого хаоса: лошадь, портрет,
твою бабушку, яблоки, пейзаж», Винсент понимает, что с его поколением связано начало конца
искусства большого социального звучания. Он видит, что современная ему французская
живопись уже не может создать цельный, социально-значимый, синтетический образ
действительности. Ему горько сознавать, что все завоевания импрессионистов и «молодых
импрессионистов», то есть постимпрессионистов – это, в лучшем случае, лишь отдельные
маленькие правдочки – «лошадь», «портрет», «твоя бабушка», «яблоки», «пейзаж», а чао
большая правда, создание широкого полотна социальной жизни им недоступны. И это сознание
своего бессилия и беспомощности в мире «полного хаоса и анархии», сознание одиночества и
непонятости, даже в узком кругу друзей, не говоря уже о тех рабочих людях, к которым он
настойчиво искал дорогу, явилось для Ван Гога подлинной трагедией.
«Как художнику мне уже никогда не стать чем-то значительным – в этом я совершенно
уверен. Об этом могла бы идти речь лишь в том случае, если бы у меня все изменилось –
характер, воспитание, жизненные обстоятельства. Но мы слишком трезвые люди, чтобы
допустить возможность подобных изменения». Это был окончательный вывод. Искусство,
которому он служил, взяло у него все: «Я заплатил жизнью за свою работу, и она стоила мне
половины моего рассудка», – пишет он в предсмертном, не отправленном брату письме.
Смертельный выстрел, который раздался 27 июля 1890 г. в полях Овера, в обширных,
бескрайних полях, которые на последних картинах художника выражали «печаль и предельное
одиночество», был вызван, конечно, очередным приступом болезни или страхом перед ним. Но
не следует забывать, что предельно измученный и истерзанный жизнью Винсент был склонен
видеть в самоубийстве единственную возможность протеста против жестокого, бесчеловечного
общества. «Надеюсь, ты согласишься, что тут мы имеем право восставать против общества и
