– Врач! – вскрикнула Наташа.
Ее крик ударился уже о закрытые дверцы лифта.
«Это – символ, – думала Наташа, нервно нарезая морковку. – Его Бог послал не для того, чтобы я материал писала. Это знак. Жуткий знак. Из этого тонкого мира… Что за мир? Бред! Чушь! Господи, ну за что мне это? За что?»
В дверь еще звонили пару раз, Наташа не открывала.
Перед сном сняла с двери две записочки с телефонами и подумала: «Такое ощущение, что, кроме сексуально озабоченных, никаких иных мужиков и нет на свете. Всего день торчала эта гнусная надпись, а уже такая востребованность!»
Приняла душ. Смыла остатки грима. Отметила, стоя перед зеркалом, что она еще похудела, причем заметно, а у глаз появились новые морщинки, глубокие.
Менструации по-прежнему не было.
Распахнула окно и нырнула в постель.
Ни читать не могла, ни телевизор смотреть.
Сон, казалось, караулил ее приход, и как только голова коснулась подушки, сон радостно на нее набросился.
Это был не сон. Каша какая-то. Окрошка. Салат.
Помойная яма. Поле после битвы. Смесь чего-то отвратительного, гнусного, мерзкого.
Сначала Наташа обрадовалась, что ей начало что-то сниться. Но сон был настолько мерзок, что радость быстро исчезла.
Никакого сюжета, как бывает во сне, никакой истории. Это был просто гадкий, скверный, отвратительный винегрет из мужских знакомых лиц и слов – бессмысленных, глупых, пустых…
Наташа стояла посреди этой круговерти и почему-то смеялась. Причем не радостно, а истерично и озлобленно.
Лица знакомых мужиков все крутились, говорили что-то. Постепенно стало ясно, что они не просто так говорят, но требуют. Нагло требуют чего-то, как хозяева.
Совсем уж некстати среди них возник Сергей Львович, качая головой и приговаривая:
– Несчастная вы женщина. И больная, больная…
Наташа рассмеялась в ответ. Смех получился уродливым, похожим на смех продажной женщины.
Вдруг мама появилась, покойница. Наташа редко видела маму во сне. А тут – возникла: лицо строгое, недоброе даже. Мама жестко и зло упрекала Наташу. Слов было не разобрать, но совершенно очевидно – это были упреки.
Наташа еще сильнее захохотала своим отвратительным смехом.
Мама заплакала. И так же неслышно начала Наташу о чем-то умолять. Умоляла она страстно, страшно, со слезами на глазах.
Наташа только хохотала.
А потом из всей этой каши вдруг явственно проступило длинное лицо какого-то незнакомого человека. Человек как бы стер остальных людей – так тряпкой стирают надпись с доски.
