Игры с судьбой. Книга вторая | страница 42



Но не отпускали пальцы.

— Бери, недорого…. Считай что даром. Кто знает толк, тот оценит….

Тронуть пальцами натянутые струны, высекая звук — то ли вздох, то ли вскрик, то ль движение пронзительно — стылого ветра.

Откликнулась авола. Запела. Звенела трелями. Ревела зверем. Нежным хрустальным, говорком текущего ручья нашептывала что-то.

Горели пальцы, вспоминая старое искусство. Горели щеки. Горел и плавился в горле ком, не дававший обронить и звука.

И внезапно, вместе с потоком светлых, незамутненных слез, словно оборвалось где-то что-то, словно упали старые путы, перетертые волей, надеждой, жаждой или Судьбой, рассеченные клинками сияния небывалых камней Аюми…

Вырвался голос, дрогнул, сорвался…. Да только остановить ли вод бушующей реки?

Окрепнув, взлетел к потолку, рассыпая снопы искр. Играл голос подобно…, да нет, бесподобно…. Лишь с сияющей синью небывалых камней и можно было сравнить. Звучал, задевая за струны души, и казалось…, мерещилось и мнилось…

И невозможно было оборвать песню. Легче — перестать дышать. Невозможно было выпустить из рук аволу, не ласкать ее струн.

Не играть, не петь — все равно, что не жить. Все равно, что безголосым призраком скитаться по свету. И быть…, кем угодно быть, да только не собой!

Собиралась толпа, подтягивались люди. Шли на песню, остановленные, притянутые мелодией и голосом, словно магнитом. Стояли, внимая бесподобному голосу, что играл бриллиантом, переливался шелковой волной, что ласкал и карябал, нежил и мучил! Звук этого голоса заставлял смеяться и высекал слезы.

О, этот голос…. Он плыл, сливаясь со стылым воздухом. Он проникал в сердца. Он жег. Он холодил. Он сиял, подобно звезде.

И лишь когда песня иссякла, певец заметил, что стоит посреди толпы, восхищенной, онемевшей и жаждущей продолжения.

Нехотя он опустил аволу, обвел взглядом народ.

— Спой еще, — выдохнул кто-то. — Спой….

И только улыбнувшись слегка, покачать головой.

На миг задумавшись, поднять лицо к небу. Ловить прохладу воспаленными губами, унимая внутренний жар. Унимая дрожь в руках и коленях.

Слезы катились из глаз. Непроизвольно. Падали с щек, подхваченные ветром.

Он пел! Все равно, что поднялся с колен, все равно, что воскрес!

Улыбнувшись через силу, присел на скамью. Рука тронула струны.

Сердце билось, готовое выпрыгнуть из груди. И на губах тоже был привкус соли. Соли и меда.

9

Петь, как не пел никогда. Словно позабыв всю горечь, откинув былое. Словно не было ничего — только дурной сон, который с рассветом развеялся туманом.