— Я её лучше всех знаю, — не слушая его, продолжала Таня. — Мы с Марианной не только жили по соседству, мы с ней даже успели поучиться на одном факультете.
Это Илана уже знала. Таня Коэн и супруга пастора два года вместе учились на факультете лингвистики Гаммельского университета. Потом Таня перевелась на факультет литературного творчества.
— Есть люди, которым непременно надо быть поборниками какой-нибудь идеи, — прихлёбывая кофе с ликёром и всё более воодушевляясь, рассуждала Таня. — Пятнадцать лет назад Марианна проповедовала абсолютную свободу. Свободу любви, свободу веры… Я тоже несколько раз была на сборищах этих «космополитов». Марианна Твинс вечно лезла на трибуну и трындела, что подлинная свобода доступна только творческой личности. Она же считала себя художницей… Надо отдать ей должное — она вовремя поняла, что шансов прославиться своими картинами и разбогатеть на них у неё нет. Я на своих стихах, конечно, тоже не разжилась, но зато я не изменила себе… Впрочем, Марианна тоже. Не удалось самоутвердиться в науке, в искусстве, так она в религию ударилась. Дело-то беспроигрышное. Достаточно высоко поднять голову и с достоинством сказать: «Моя вера — самая истинная!» Теперь она проповедует ортодоксальное учение, затхлые устои… Вписалась в очередное сообщество. На сей раз успешно. Теперь она получила возможность не только разглагольствовать перед толпой и всех поучать. Теперь она обрела благополучие и высокий статус. Некоторые её тут прямо святой женщиной считают. Видели бы, как она когда-то в ресторане «Купава» кочевала с одних мужских колен на другие! И не возражала, когда её при этом снимали. Надо же было продемонстрировать, какая она свободная личность! Я ещё тогда поняла, что свобода для неё — это что-то вроде запрещённой игрушки. Как волшебные шары и кубики у нынешних детей. Игрушка, которой дитя спешит натешиться, чтобы потом засунуть её подальше, сесть, как паинька, и сложить ручки на коленях. Дескать, я вообще-то хорошая девочка, всё больше книжки читаю. Ну пошалила немножко, пока в младшую группу ходила, но это же не значит, что я совсем не заслуживаю сладкого… Самое забавное, что Марианна продолжает разглагольствовать о свободе. Говорит, что подлинная свобода духа и помогла ей сделать в жизни правильный выбор…
— А если сейчас кто-нибудь обнародует эти снимки! — оживилась Лидия. — Ну те, что с неё делали тогда, в ресторанах…
— Ну и что? — махнула рукой Таня. — Даже если они сохранились, Марианну там никто не узнает. Лохматая, размалёванная девица в вечно задранной юбке… Знаете, она у неё всегда как бы случайно задиралась… А что мы видим теперь? Мумия в платочке. Ну а если даже узнают, уверяю вас — Марианна не растеряется. Тут же сравнит себя с какой-нибудь Марией Магдалиной, которая блуждала впотьмах, пока не обрела свет истинной веры. Я её недавно в универмаге встретила. Она меня окликнула, а мне даже свернуть было некуда. Затрындела опять про свою семью, про то, какая у неё полноценная жизнь — ну в отличие от моей. А напоследок говорит…
