– Ах, да, – ответило Чудовище и уставилось на землю.
– Что-то не так? – забеспокоилась я.
– Возможно, было бы лучше, если бы ты отослала его обратно с отцом, – признался он.
– О, Боже… ему грозит опасность? Ох, пообещайте, что с ним ничего не случится! Можно мне послать его домой сегодня? Я не хочу, чтобы он пострадал, – воскликнула я.
Чудовище покачало головой.
– Ему ничего не грозит, но понимаешь, звери – другие звери – не любят меня. Ты заметила, что в саду нет никого живого, только деревья, трава, цветы, камни и ручьи.
– Вы не причините ему боли? – снова спросила я.
– Нет, но мог бы и животные это чувствуют. Если я не ошибаюсь, лошадь твоего отца отказалась пройти через ворота во второй раз.
– Это правда, – прошептала я.
– Нет причин для волнения. Ты это знаешь. Ты заботишься о нем, а я постараюсь держаться от него подальше.
– Возможно… возможно будет лучше, если он все-таки будет дома, – сердце мое дрогнуло при мысли об этом. – Вы могли бы… отослать его?
– Мог бы, но вряд ли он сможет это принять и, скорее всего, сойдет с ума. С ним все будет в порядке.
Я подняла взгляд на Чудовище, желая поверить ему, и внезапно поняла, что так и произошло. Я улыбнулась.
– Хорошо.
– Идем, становится темно. Пройдем внутрь? Могу я присоединиться к тебе за ужином?
– Конечно, – ответила я. – Вы здесь хозяин.
– Нет, Красавица, хозяйка здесь ты. Я дам тебе все, что пожелаешь.
«Свободу», – вертелось у меня на языке, но я не осмелилась озвучить это.
– Комната тебе по душе? Хочешь что-нибудь поменять?
– Нет, нет. Все чудесно. Вы очень добры.
Он нетерпеливо махнул рукой.
– Мне не нужна твоя благодарность. Кровать удобна? Тебе хорошо вчера спалось?
– Да, конечно, очень хорошо, – ответила я, но случайное движение моей руки привлекло его внимание.
– Что произошло с твоими руками? – резко спросил он.
– Я… ох… – начала я и вдруг поняла, что не могу солгать ему, хотя не знала, почему. – Прошлой ночью я попыталась выйти из комнаты. Дверь не открылась и я… испугалась.
– Понимаю, – словно тихое рычание послышалось из его груди. – По моему приказу дверь заперли.
– Вы же сказали, что мне нечего бояться, – засомневалась я.
– Так и есть, но я все же Чудовище и не всегда могу вести себя прилично… даже ради тебя, – ответил он.
– Мне жаль, – сказала я. – Я не понимаю.
Что-то было в том, как он стоял, не глядя на меня: покорность, рожденная долгими годами молчания и безнадежности, давящими на его плечи. Я обнаружила, что невольно желаю успокоить его.
