Огромные окна, в тех комнатах, где они не были закрыты портьерами, выглядели как темно-серые ниши в стенах: сквозь них не светила луна. Но вдруг, вновь подняв взгляд, я решила, что увидела золотистый лучик света, проходящий сквозь полуприкрытую дверь, далеко впереди, где не зажигались мои свечи. Сердце мое застучало быстрее и я тихонько направилась к той двери.
Как и все другие двери, что были в замке, эта открылась при моем приближении. Еще несколько дней и я позабуду, как открывать или запирать их.
Мне открылась просторная, теплая и величественная комната, хотя по меркам этого замка – довольно небольшая. На стене слева от меня горел огонь в камине, обрамленном кованым железом в форме виноградной лозы; перед очагом стояли два кресла. В одном из них никого не было. В другом виднелась чья-то огромная тень. Комната была темной, в ней плясали лишь слабые отблески огня от камина; перед занятым креслом стоял стол, на котором был огромный подсвечник с дюжиной свечей, но они не горели. Я поняла, что нахожусь в луче света, а лампы в коридоре освещают мою фигуру, стоящую на пороге. Мои глаза медленно привыкли к мраку за дверью. Передо мной мелькнул темно-зеленый бархат, возможно, на колене того, кто занимал кресло в тени.
– Добрый вечер, Красавица, – произнес грубый голос.
Я вздрогнула и положила руку на дверной проем, пытаясь приободрить себя тем, что он (Чудовище, должно быть, мужского пола) не проглотил меня сразу.
– Добрый вечер, милорд, – сказала я.
Мой голос был обманчиво спокоен.
– Я – Чудовище, – послышалось мне в ответ. – Называй меня так, пожалуйста.
Молчание.
– Ты пришла, чтобы остаться в моем замке, по своей доброй воле?
– Да, – выдала я так смело, как могла.
– Тогда я тебе очень обязан.
Он говорил тихо, но глубокое эхо пророкотало каждое слово и это так отличалось от приветствия, которое я ожидала, что я в изумлении произнесла, не подумав:
– Обязан? Милорд, вы не оставили мне другого выбора. Я не могла позволить своему отцу умереть из-за глупой розы.
– Значит, ты меня ненавидишь?
Грубый голос звучал почти с тоской. Вновь меня застали врасплох.
– Что ж, у меня нет причин любить вас.
И тут я виновато подумала о прекрасном ужине и красивой комнате – особенно о книгах. Мне впервые пришло в голову, что если он готовился съесть меня сразу же, то вряд ли бы (да и для чего, интересно) стал бы давать столько книг, сколько не прочитать и за десять лет.
Огромная тень пошевелилась в кресле. Я была уверена, что это колено и бархат: а теперь увидела блеск глаз и, возможно, острые когти?
