Выбивая на обледенелой палубе чечетку и отчаянно размахивая руками, Алексей никак не мог согреться.
Дверь носового кубрика сотрясалась от беспрерывных ударов. «Ловцы» вопили, что они замерзают, что они голодны, требовали затопить печку и дать им горячий ужин. Из всех голосов выделялся пронзительный фальцет шкипера.
— Образованный господин, — кивнул Доронин на дверь: шкипер выкрикивал ругательства и на японском, и на английском, и на русском языках. Вперемежку с бранью он требовал, протестовал и взывал к гуманным чувствам пограничников.
— Две недели в нервном санатории, и снидо[5] будет здоров, — пробормотал сквозь зубы Алексей.
— Плюс два года за решеткой, без права передачи, — уточнил Доронин.
Однако шутки шутками, а нужно было что-то предпринимать. Приказав Алексею встать с автоматом на изготовку у двери в кубрик, Доронин притащил из камбуза корзину угля и, вежливо предупредив японцев, чтобы они не шумели зря, передал им уголь и коробок с двумя спичками. Когда в железной печке затрещал огонь, Доронин потребовал коробок обратно: «Со спичками баловать не положено».
Вскоре разгорелась и печка в камбузе, был разогрет бульон из кубиков и чай.
Бульонные кубики, галеты, шоколад говорили пограничникам не меньше, чем новенькое заграничное белье экипажа: обычно ловцы и матросы японских шхун питаются вонючей соленой треской и прогорклой морской капустой.
— Усиленный рацион шпионского образца! — буркнул Доронин.
Они с Алексеем по очереди поужинали в камбузе.
В том же камбузе они будут и отогреваться по очереди. Через каждые два часа. Так решил боцман. Правда, можно располагаться на отдых в кормовой кают-компании: два мягких кожаных кресла, все удобства. Но, во-первых, следует экономить уголек, а во-вторых — и это главное, — от камбуза ближе к кубрику с арестованными. Мало ли что может случиться.
Сняв гакабортный и бортовые фонари, Доронин дополна заправил их маслом, зажег и поставил на палубе, прикрыв с боков бухтами манильского троса. Из шкиперской кладовой были извлечены запасные парусиновые плащи.
— Теперь нам сам «Егор-сними шапку» не страшен, — сказал боцман, первым заступая на ночную вахту.
— Какой Егор? — не понял Кирьянов.
— Так мой батя норд-ост кличет.
Ночь прошла спокойно, если не считать того, что волны окатывали и окатывали шхуну, и она обледенела, потеряв всю свою недавнюю красоту. Раз десять принимался падать сухой снег, и пограничники не успевали очищать от него фонари.
