Что бы сказал ей Отрик? Становилось все трудней вспоминать, как звучал его голос. Случались дни, когда его лицо расплывалось перед ее внутренним взором.
Велиндре отперла дверь и прошла в мастерскую, бросив бледный огонек в очаг, где уже лежало приготовленное топливо и теперь мгновенно занялось. Затрещала угольная пыль. Латунные держатели и натертые до блеска высокие шкафы из каштана по обе стороны от очага засияли, едва взметнулось пламя. Стена напротив очага справа и слева от узкой двери была увешана полками, где в четком порядке разместились книги и свитки. Между книгами затесалось несколько разнородных предметов: флейта из птичьей кости, стеклянный ящичек с собранием помеченных на ярлычках крылатых семян, высушенных и хрупких, как бумага. Там и сям попадались изображения птиц и морские виды, весьма точные и подробные, одни маслом, другие мелом или тушью.
Единственное кресло с высокой спинкой, обитое кожей, стояло у огня, два непритязательных стула без всякой обивки виднелись с торцов широкого стола, где ждали ее внимания переплетенные в кожу книги, подобранные по размерам, и стояли так, чтобы оказаться под рукой, чернильница и перья. Велиндре предпочла книгам свежие румяные булочки и кусок плотного желтого сыра, оставленные одной из здешних служанок. Толстый ломоть сдобы, густо намазанный сливовым вареньем, лежал на отдельной тарелочке, а рядом высилась небольшая фляжка красного вина и кувшин родниковой воды.
Что бы сделала Эли, если бы Гален предложил ей руку? Равнодушно подумав об этом, Велиндре отщипнула от одной из булочек. Знает ли эта чудачка, что он некогда вздумал делать предложение Велиндре? Он по-прежнему ищет нечто среднее между женой и матушкой, чтобы штопала ему носки, пришивала пуговицы, баловала вкуснятиной и никак не угрожала чародейским даром, превосходящим его собственный? Что же, это были не первые и не последние игривые отношения, которые для Велиндре испортило такое соперничество.
Отрик никогда не считал, что ему угрожают. Она налила полрюмки чудесного красного вина и, подняв глаза к гипсовой лепнине под потолком, молча почтила память старого чародея. Самый могущественный Властелин Облаков, какого видел Хадрумале за двадцать поколений, ни разу не знавал такой неуверенности.
Стоя у стола и потягивая вино, Велиндре глядела в окно поверх крыш на раскисшие луга с тусклой поникшей травой и соляные топи за ними, еще более унылые. Зимний ветер колыхал то в одну, то в другую сторону мертвый тростник. Велиндре наблюдала за приливами и отливами воздуха, заметными лишь тем, кто разделял ее склонность. За соляными топями волновалось еле видимое сегодня серое море, которое гонит постоянно меняющиеся облака и бури к скалистым облакам Хадрумале. Крутые волны, брызжущие белой пеной, незаметно растворялись в свинцовом небе. Велиндре следила, как влажный воздух над волнами поднимается медленно, но верно, не удержавшись и впитав соблазнительное тепло, принесенное нагретыми солнцем загадочными течениями, пронизывающими бездорожье океана. Едва согревшись, этот воздух воспарил в крайние верхние пределы небес. Велиндре следила, как клубящиеся потоки охлаждаются и нагружают принесенной влагой растущие кучевые облака. Теперь, отяжелев, охлажденный воздух бежал вниз, поднимая ветер, и тот еще выше взметывал волны, мрачные, с пышными брызжущими гребнями, и те рушились с неистовым плеском и ревом. А над ними все темнели облака, и первые вспышки молний предвещали близящуюся бурю.
