Нет, не раскаялась я, что ушла от Юдиных.
Настроение было у меня покамест неплохое. Я надеялась: буду жить в саду, а к маме приходить в гости.
Но Юдины мне заявили: никаких гостей!
— Как это? — не поверила я своим ушам.
— Очень просто. Делать тебе у нас нечего.
— Но это же моя мать. Она меня хочет видеть, ждет.
— А нам по барабану, чего желаете вы обе. Мы здесь хозяева, ухаживаем за ней, и нам решать, кого пускать сюда, а кого нет. Это наша квартира!
— Но у нее же своя комната!
— А как ты туда попадешь, не входя в нашу квартиру?
— Но это же квартира, а не тюрьма! Или вы в тюрьму маму посадили за то, что она вам сад не отдает? (О том, что Родька не только по этой причине мучает тещу, я уж помалкиваю, чтобы изверга этого распутного не прогневить).
— Почему же в тюрьму? Встречайтесь на улице. Во дворе. Разрешаем. Но вызывай ее через балкон. В квартире нашей чтобы ноги твоей не было!
Это было настоящее варварство. Но я ничего не стала предпринимать без разрешения мамы. Было ведь пока еще не холодно. И ей следовало почаще выходить на улицу. Город Летний, как уже было сказано, промышленный, страшно загазованный. Но район, где поселились Юдины и мама, новый, удаленный от заводских корпусов, зеленый весь. Здесь было чем дышать.
Мы с мамой так и стали делать, как нам разрешили. Я приходила к дому, становилась под березкой, растущей у Юдиных под окнами, кричала громко:
— Мама! Мама! — как маленькая или заблудившаяся в каменных джунглях и кое-как нашедшая дорогу девочка. Встав с постели, мама выходила на балкон. Радовалась, завидев меня. Махала мне рукой. Просила подождать "маленько". Теплее одевалась (я навещала ее в основном по утрам, когда было еще прохладно) и спускалась ко мне. Мы садились во дворе на скамеечку. Сперва помолчим, повздыхаем. Вытрем слезы. Потом начинаем беседовать. Горевать, что по собственной глупости угодили в такой переплет. Но какой же нужно иметь изощренный ум, чтобы предвидеть, до чего могут докатиться некоторые люди, к томе же родная дочь?!
— Дочь-то она родная, да жена ему она, видать, неродная. Никто она в дому. Ноль без палочки. И ревнует тебя, дура.
Всякий раз при встрече я уговаривала маму позволить мне пожаловаться на Бродьку, куда следует. Ведь он так распоясался только потому, что мы управу на него не ищем. Пользуется безнаказанностью. А если его накажут, все будет по-другому.
— Порядка не будет, — твердила свое мама. — Мне будет еще хуже. Ты же уедешь, а я останусь с ними….
