Чтобы держаться за сад, была у меня еще одна причина, причем очень веская. Пока я не работала на этой земле, она казалась мне чужой. Но как только начала на этом клочке трудиться, поливать его не только водой, но и потом, а порою даже и собственной кровью, он стал мне родным. Я так привыкла к этому саду за три сезона, что и представить себе не могла, что у меня его отберут и передадут тому, кто не считает нужным там "ломаться" и является туда лишь для того, чтобы снимать урожай. Душа моя бунтовала против такой несправедливости. Это чувство при всем желании не могла я в себе перебороть. И если родная мать вздумает ни за что ни про что лишить меня того, что мне обещала, на что я имею полное право, то… кто же меня в этом случае поддержит? И как я буду после этого к ней относиться? Трудно мне было самой на этот вопрос ответить.
— Ты пойми, — сказала я однажды маме, когда мы, оставшись в квартире вдвоем, мирно беседовали на тему, что уже в зубах навязла, о саде, — тут уж дело не только в нем, но и в чем-то другом. Ведь я так и осерчать на тебя могу. Что же ты хочешь? Похоронить одну дочь, отречься от другой, в пользу третьей, не самой лучшей? Пожалуйста, дело твое.
— Да что ты мелешь! — заволновалась мама.
— Ничего не мелю, у меня такое ощущение.
— Никаких ощущений! Сад твой.
Эти ее слова меня не успокоили. Я продолжила:
— Ты не забывай еще и отца. Вы ведь вдвоем этот сад растили. Для Юдиных, что ли?
— Да не нужен он им. Они его сразу же продадут. Видишь, Родька все куда-то мотается, один, без Лидки. Что, он станет потом на этой делянке работать? Дождешься от него, как же! Дома ни за холодную воду и там не будет в земле ковыряться, все на Лиду взвалит. А куда ей? Она же и на производстве физически работает, на ногах. И дома все время на ногах. Видишь, какие у нее вены? Зайдет в свою спальню, сядет на богатую постель, ноги вытянет и плачет.
— Зато муж у нее есть, заступник, как она говорит.
Мама на мои последние слова никак не отреагировала, а я, продолжая доказывать свое, добавила:
— Ну вот, Лиде, выходит, участок твой совершенно ни к чему. Кому же он достанется тогда, если я от него откажусь? Бродьке? А кто он такой, чтобы ты о нем заботилась? И по всему выходит, что я должна за это твое "золотое дно", за твой сад, держаться обеими руками. И повторяю тебе: не будет его у меня — к тебе приезжать не стану. А мне здесь очень хочется бывать. Пойми, этот город — моя родина. И меня всегда будет сюда тянуть. Уж такая я уродилась, постоянная.
