Изъято при обыске | страница 75
Никогда не забуду, как однажды летом, когда не было дома родителей, просила я разрешения у сестры надеть ее белое платье с голубым матросским воротником. Очень нравилось мне это одеяние. Нравилось, что, когда в нем кружишься, так здорово развевается юбка, а за спиной полощется воротник. Тоня долго не уступала мне. Наконец как будто сжалилась надо мной. Получив матроску, я не сдержалась, нагрубила сестре. Тогда она, хитрая, предусмотрительная, засмеялась и сказала с вызовом:
— Ха-ха! Иди гуляй теперь, танцуй, если можешь. Без пояса…
Только теперь я заметила, растяпа, что пояса-то действительно нет. А без пояса какая матроска?! Я горько плакала от обиды. Я плакала, а сестра весело смеялась над моим горем и над моей глупостью. И праздновала победу надо мной. Очень любила она продемонстрировать свое превосходство. Вот, мол, учишься ты хорошо, но в жизни смыслишь в 1000 раз меньше, чем я…
Когда мы с нею ссорились, родители, не разбирая, кто прав, кто виноват, спрашивали за эту ссору с меня. Тоня же передо мною, по их мнению, уже потому была права, что она старшая. Мама хоть иногда заступалась за меня. Отец же всегда был за Тоню. Он защищал все старое. Верил в бога и чтил домострой.
Нелегко, конечно, жилось мне в юности в родительском доме. Но я, в силу своего дерзкого характера, не терялась. Убежденная в своей правоте, перевоспитывала всех и вся.
Все, что происходило в нашем доме, все разговоры, ссоры, споры, я отражала в своем дневнике, который вела с детства, по совету школьного учителя, своего любимого учителя литератора Николая Петровича Кротова.
Страницы из дневника. Пьеса без названия.
Действие 1.
Маленькая кухня. У одной стены печь. У другой кровать. У окна, на скамейке, мама, она вяжет. Возле печки, на опрокинутой табуретке отец. Он чистит картошку, очень мелкую. Кожура колечками падает в ведро, стоящее между его колен. То, что упадет на пол, он подбирает и кладет туда же, в ведро. На кровати лежит Тоня, она читает толстую книгу и грызет семечки: закидывает их горстями в рот, кожуру, густо облепляющую ее губы, стряхивает прямо на пол. Весь пол засыпан ею. Я сижу за столом, ем.
Я (отложив ложку) Слушай, Тоня, кончай грызть семечки.
Тоня. А тебе что?
Я. Надоело. Как ты приедешь, у нас не квартира, а свинарник.
Тоня. (жалобно). Подумаешь! Мама! Папка! Скажите ей! Ну что в этом плохого? Если я без семечек не могу марксизм учить!
Я. (ехидно). Не доходит без семечек?
Тоня. Мама! Папка! Пусть она замолчит!