— Такая. Умная, независимая и добрая. Я люблю тебя.
— Я тебя тоже, пап. И пап, это, ну, извини, что я Иисуса с Гэндальфом сравнила.
— Ерунда это всё, Кать… — пробормотал Андрей и медленно поднялся по лестнице в домашний кабинет.
Андрей закурил и прошёлся по кабинету. Полки с книгами, невидимая глазам подсветка. Окна с двойными стеклопакетами, чтобы звуки улицы не отвлекали хозяина от размышлений над жизнью. Аркаша, наверное, много бы отдал за такой кабинет, — подумал Андрей, вспоминая комнату брата, похожую на шалаш бомжа.
А может быть ты и кабинет этот отгрохал, чтобы привести сюда непутёвого младшего братца. Чтобы он потом маялся от зависти? А, Андрей Иванович?
Андрей подошёл к стеклянным дверкам бара и после секундного колебания открыл пузатую бутылку и налил в фужер коньку. Коньяк по цвету напоминал мёртвую кровь…
Что ты выдумываешь? — оборвал себя Андрей. Давно ли ты свежую кровь видел, не говоря уж о мёртвой? Андрей взял дольку лимона с тарелки, которую прихватил с кухни.
Пожевал.
Великолепно. Вкус коньяка смешался со вкусом лимона, и получился вкус самой жизни — горький и пьянящий. Андрей побаюкал коньяк в фужере, разглядывая маслянистые разводы, которые тот оставлял на стекле. Глотнул, поморщился и отставил его в сторону.
Пьянству бой.
Андрей прошёл к столу и достал иконку Спасителя, поставил её на стол и долго смотрел, не мигая в глаза Иисуса. Потом он поставил рядом общую фотографию пятнадцатилетней давности с празднования общего Нового года. Достал молитвослов и прочитал молитвы Богородице и Святому духу, когда дошла очередь до канона Иисусу, Андрей отложил молитвослов в сторону и ему подумалось вдруг, что смерть любую фотографию превращает в икону.
Интересно, а жизнь может превратить икону в фотографию? — подумал Андрей и решил, что коньяк всё ж таки дошёл до клеток мозга и запутал их в мельтешении синапсов.
Зазвонил городской телефон. Андрей снял трубку.
— Это Ким Борисович Коорд… — сказал в трубке грубоватый голос. — Мне дала этот телефон ваша матушка. Она отчего-то злится на меня и не хочет говорить.
— Что вам угодно? — спросил Андрей, вспоминая слова старика Никитича:…здесь был здоровый лысый человек.
— Ох, как вы это сказали, Андрей Иванович! Что угодно? Соболезнования выразить и спросить, когда прощание с телом, когда похороны. Что ж ещё?
— Но… — Андрей облизнул губы. Его взгляд заметался с семейной фотографии на иконы и обратно. — Но вы же…
— Что? — спросил Ким. — А вы о моих методах? По — моему мы с вами всё решили тогда. Даже стали сообщниками, Андрей Иванович.
