— А кто ты, если не убийца?
— … что имею превосходное моральное оправдание своему поступку. Во-первых, я давал ему шанс, а во-вторых…
— Какой, к дьяволу, шанс? Ни у кого нет шанса против тебя!
— … это была самозащита.
— Что за чушь ты плетешь? Кто мог на тебя напасть?
— Он был киллером, — сказал я. — И пришел по мою душу.
— У тебя нет души.
— Возможно, хотя и не доказано, — сказал я. — Тем не менее, он пытался меня убить. И не давал мне ни малейшего шанса, как не давал его никому другому, пока наши жизненные пути не пересеклись. Ты должна радоваться, дорогая, на этом свете одним злодеем стало меньше.
— Кто тебя заказал? — спросила она. Страсть задавать вопросы является второй сопутствующей ее профессии привычкой. Как и умение мгновенно переключать темы.
— Понятия не имею, — сказал я.
— Врешь, — устало констатировала она, хотя ей я все время говорил чистую правду. — Где тело?
— Не волнуйся, его не найдут.
— Я не за себя волнуюсь, сволочь, — ее голос сорвался на крик. Обычно она умеет держать себя в руках, видно, ее последняя командировка далась ей тяжелее обычного. — Будь ты проклят!
— Я и так проклят, — сообщил я пустой линии. — И очень давно.
Машину киллера я бросил на платной ночной стоянке на другом конце города, так что возвращаться пришлось на такси. Я отпустил водителя за три квартала от дома, остальное расстояние прошел пешком.
Нельзя охотиться там, где живешь. Нельзя было раньше, нельзя и сейчас. Вольно или невольно, но ты оставляешь след, и кто-нибудь из жаждущих твоей головы непременно им воспользуется. Киллер не оставлял мне выбора, и вот теперь из-за него придется менять квартиру. Причем достаточно быстро. Даже если тело и не найдут в ближайшие полгода, на что я рассчитывал, обмен надо провернуть за несколько недель. Это означало, что на сделке я потеряю пару тысяч баксов, но сейчас меня тревожило не это.
Ночной консьерж дремал перед телевизором, когда я беззвучной тенью промелькнул по вестибюлю и взбежал по лестнице на свой этаж. Если бы я дожидался лифта, то парень бы точно проснулся, да и я не чувствовал себя особо усталым. Скорее наоборот.
Дверь открыла Ольга, едва я всунул ключ в замочную скважину. Она стояла на пороге, одетая в голубые потертые джинсы и клетчатую рубашку. Очевидно, не успела переодеться, сначала примчавшись ко мне, а после звонка ей вообще стало не до того. Как я и ожидал, выглядела она устало.
— Проходи, — сказала она и захлопнула за мной дверь. — У тебя вся куртка в крови.
