Далай Лама сказал, что влияние события 1963 года сохранилось до сих пор. По мере того как он продолжает ежедневно выполнять практики и медитации, его духовные озарения происходят все чаще. И чаще всего мысли о «сущности» или о «Я» сопровождаются у него ощущением пустоты или «не-Я».
— Раньше, — сказал Далай Лама, — мне было сложно достичь такого ощущения без серьезного и сосредоточенного погружения в размышления об этом по крайней мере на несколько минут. Теперь же, едва я вспомню о пустоте, как картинка становится очень ясной.
— Это — более сильная реализация пустоты? — спросил я.
— Да, — согласился Далай Лама. А потом быстро добавил: — Пустота... Не знаю...
У меня появилось ощущение, что он старается выражать свои мысли очень осторожно.
— А насколько важно видеть в вещах нематериальное, неосязаемое? Как это сказывается на вашей жизни? — спросил я.
Далай Лама обратился к помощи Лхакдора.
— Обычно мы имеем тенденцию видеть вещи плотными, материальными, — перевел Лхакдор. — Поэтому существует тенденция цепляться за вещи, становиться приложением к ним. Мы цепляемся за идею об отдельной душе и отдельном предмете. Мы стремимся к новым ощущениям и к новым приобретениям. Но, как только мы добиваемся их, это стремление проходит и мы начинаем погоню за чем-нибудь новым. Этот бесконечный цикл желаний приносит страдания.
В случае Его Святейшества этого желания — цепляться — не возникает. Потому что «Я», желания, стремления или какой-нибудь «ролекс» воспринимаются им в конечном счете как непостоянное, изменяемое и иллюзорное. Пустое. Все они не вполне реальны, словно миражи. А значит, нет нужды цепляться за них. Таким образом нет смысла и жаждать их. Когда мы обретаем понимание пустоты, желания — источник наших страданий — уменьшаются.
Далай Лама добавил еще кое-что по-тибетски. Что-то смешное. И снова засмеялся, вздрагивая всем телом и мотая головой. Он так развеселился, что даже зажмурился.
— Его Святейшество говорит, что он хвастается. И еще он сказал, что это называется: дурак, пытающийся одурачить остальных, — перевел Лхакдор, широко улыбаясь. Некоторое время мы молчали. Я оторвал взгляд от Далай Ламы и огляделся по сторонам. Комнаты Далай Ламы на верхнем этаже монастыря в Бодхгайе, просторные и хорошо освещенные, были убраны в традиционном тибетском стиле. Целую стену занимал изысканный нарядный алтарь. За одной из витрин я заметил интересную фотографию, которой не видел прежде, — выцветший снимок юного Далай Ламы на нарядном троне; он держал в руках бронзовый сосуд пирамидальной формы. Через большие окна доносился непрерывный поток объявлений на тибетском. Совсем скоро, через несколько дней, должно было начаться большое посвящение Калачакры, дарованное самим Далай Ламой. Отовсюду уже стекались паломники, прибывавшие с Гималаев, со всех уголков индийского субконтинента. Ожидалось прибытие и более тысячи западных гостей, в том числе нескольких голливудских знаменитостей.
