Моя первая встреча с Далай Ламой произошла в марте 1972 года. До сих пор помню, как я боялся. Я почти ничего не знал о китайско-тибетских отношениях, но одно знал наверняка: китайцы убили многих тибетцев, когда оккупировали их землю. Я боялся, что отношение главы Тибета ко мне будет неприязненным. В конце концов, с тех пор как он жил в изгнании, я мог оказаться первым китайцем, которого он увидел бы перед собой.
— Может быть, вы помните, — сказал я Далай-Ааме во время недавнего интервью в Дхарамсале, — что вопрос, занимавший меня во время первой аудиенции в 1972 году, был таким: ненавидите ли вы китайцев? Тогда вы ответили мне, что не испытываете к ним ненависти; сказали, что искренне простили им. К тому времени прошло почти тринадцать лет с тех пор, как вы, Ваше Святейшество, оставили родину. Ваше великодушие очень меня удивило.
— Это буддийская практика, — ответил Далай-Аама. — Я не уникален в этом смысле.
Большинство практикующих тибетцев относится к китайцем так же. Прощение и сострадание — важные составляющие практики.
— А какие чувства вы испытываете к китайцам сегодня?
— Думаю, вы заметили мое отношение к китайцам и во время учения здесь и в Тайване, — ответил Далай Лама. — С верующими и мирянами, с тайваньскими должностными лицами и даже с тайваньскими телохранителями я очень дружелюбен. Я реагирую дружески, возможно потому, что говорю на ломаном китайском еще с детства — мы жили в северовосточной части Тибета. Если китаец демонстрирует подлинное дружелюбие, я реагирую совершенно непроизвольно. Но, в любом случае, где бы я ни оказался, кого бы я ни встретил — черного африканца, индуса, китайца или европейца, — мне кажется, разница небольшая.
Я промолчал, но подумал, что его ответ не совсем точен. Мне кажется, Далай Лама всегда испытывает волнение, общаясь с китайцами, особенно с жителями самого Китая. Он очень много вкладывает в эти встречи и довольно часто в результате его переполняют эмоции.
Мне вспомнилась его встреча с известным китайским писателем Ван Ликсионом в Вашингтоне. Ван — первый китаец, сумевший серьезно и беспристрастно высказаться о текущей ситуации в Тибете.
Эта встреча проходила не совсем обычно. Далай Лама не ждал посетителя в номере гостиницы, как делает обычно, а встретил китайского автора возле лифта, выйдя ему навстречу в сопровождении телохранителей и главных советников. Такого уважения удостаиваются немногие, по крайней мере я почти никогда такого не видел. Далай Лама тепло поприветствовал Вана по-китайски: «Ни хао». Взял его за руку и повел в свой номер. Они уселись на кушетках рядом с кабинетным черным «Стейнвеем» и некоторое время молча смотрели друг на друга: монах в бордовом одеянии и писатель в темно-синем китайском жакете. Внезапно Далай Лама притянул Вана к себе и уперся лбом в его лоб. Прошло десять, двадцать секунд. Когда они отстранились друг от друга, глаза у тибетца были влажные. Позднее, в книге, где собраны их беседы, Ван писал: «Возможно, он воспринял меня как представителя китайцев, которые из поколения в поколение жили на землях около Тибета. Хотя в прошлом он встречал нескольких китайцев, они были по большей части эмигрантами, которые давно не имеют корней в Китае».
