Мудрость прощения. Доверительные беседы | страница 46



Меня поразила гротескная поза Далай Ламы — он шагал к ним, согнувшись едва ли в пояс.

Как и многие тибетские монахи, он сутулится — это естественная поза смирения, которая со временем становится привычной, — и сейчас, когда он выставил плечи вперед, создалось впечатление горба. Далай Лама тепло и дружески приветствовал лам, самых прославленных в тибетском буддийском пантеоне. В свою очередь, старейшие духовные учителя упорно соревновались в том, чей поклон будет самым низким.

Приближаясь к установленному на помосте украшенному маргаритками трону, Далай Лама остановился посмотреть на ступу — необычного вида сооружение высотой с десятиэтажный дом, немного похожее на советские двухступенчатые ракеты; только верхушка у него почти плоская, а не обтекаемая. Чудесное строение, возведенное приблизительно два тысячелетия назад, настолько изъедено ежегодными муссонными дождями, что не меньшим чудом кажется то, что она все еще стоит. Со всех сторон ступу окружали строительные леса из бамбука — намечалась полная реконструкция. На нижние перекладины лесов паломники привязали бесчисленное количество белых ритуальных шарфов.

Ступой отмечено место, где Будда произнес свою первую проповедь сразу же после просветления, происшедшего под деревом бодхи в Бодхгайе. Для многих Сарнатх — место рождения буддизма. Полторы тысячи лет после смерти Будды эта религия процветала в Индии, пока ее господство не было подорвано исламом. Однако за последние тридцать лет Сарнатх снова стал центром буддийской мысли. Здесь появилось не менее дюжины новых храмов и монастырей, представляющих все течения буддизма, и каждый сезон паломничеств сюда стекаются толпы верующих.

Далай Лама рассказывал мне, что Сарнатх — одно из тех мест в Индии, которые вызывают у него сильнейший эмоциональный отклик. Именно сюда он совершил паломничество почти сразу после бегства из Тибета в 1959 году. Двухтысячная толпа несчастных тибетцев, которые, направляясь в изгнание, за несколько недель до того дня пересекли Гималаи, ждала его перед большой ступой. Они выглядели ужасно: большинство из них потеряли в пути родных; некоторые сильно обморозились. Без смены одежды, с несколькими взятыми второпях фамильными ценностями, они разбили лагерь в полноводной долине Сарнатх и возвели временные жилища, чтобы хоть как-то выжить. Когда 24-летний Далай Лама увидел эту толпу, он не сдержался и заплакал. Все, что он перенес за несколько последних тревожных месяцев — постоянно усиливающееся китайское давление в Лхасе, бегство и мучительный переход через Гималаи, окончательное понимание, что он теперь изгнанник, — все в тот миг слилось воедино. Противоречивые чувства, которые он так долго сдерживал, прорвались наружу. И он плакал, как никогда не плакал прежде.