- О чем вы? - спросил его Павел, более всего озабоченный тем, что приятель его совершенно не одет.
- Да все Разумов, вон, говорит! - отвечал сквозь всхлипыванья Шишмарев.
- Я говорю, что он женщина, - подхватил Разумов, - так обижается этим!.. Стоит только ему груди из теста приклеить, нынешний же год выйдет замуж...
- Перестаньте! - воскликнул Шишмарев, почти в отчаянии и закрывая себе от стыда лицо руками. Он, видимо, был очень чистый мальчик и не мог даже слышать равнодушно ничего подобного.
- Что за глупости вы говорите! - сказал Павел Разумову.
- Какие глупости!.. - возразил тот. - У нас сторож Гаврилыч свататься к нему хочет, нос у него в табаке, губа отвисла, женится на нем - будет целовать его!
Бедненький Шишмарев только уж всплеснул руками.
- Замолчите и подите вон! - воскликнул вдруг Павел, побледнев и задрожав всем телом.
Он в эту минуту очень напомнил отца своего, когда тот выходил из себя.
- Скажите, пожалуйста! - воскликнул, в свою очередь, Разумов, еще более разваливаясь на диване и уставляя против Павла свои ноги. - Фу-ты, ну-ты, ножки гнуты! - прибавил он что-то такое.
- Уйдите вон! - повторил опять Павел и, несмотря на уставленные против него ноги, схватил Разумова за голое горло и потащил его.
- Перестаньте, вы меня задушите! - хрипел тот.
- Уйдите! - произнес еще раз Павел и потом, как бы вспомнив что-то такое, оставил Разумова и вышел к прочим своим товарищам.
- Господа! - сказал он дрожащим голосом. - Там Разумов дразнит Шишмарева - тот играть не может. Я хотел было его задушить, но я должен сегодня играть.
Проговорив это, Павел возвратился в коридор, где увидевшая его жена Симонова даже ахнула.
- Батюшка, что такое с вами? - сказала она и поспешила ему подать стакан воды.
Павел выпил залпом целый стакан ее.
- Однако надобно этого Разумова вытурить, - заговорил все слышавший и над всем бодрствующий Плавин.
- А вот это я сделаю, - сказал Николай Силыч, вставая и идя в уборную.
Все гимназисты с любопытством последовали за ним. Они знали много случаев, как Дрозденко умел распоряжаться с негодяями-мальчишками: ни сострадания, ни снисхождения у него уж в этом случае не было.
- Что ты тут делаешь? - обратился он прямо к Разумову.
- Я ничего не делаю, - отвечал тот, продолжая лежать, развалясь.
- Встать! - крикнул Николай Силыч. - Смеет еще лежать такой свиньей!
Разумов сейчас же вскочил. Он еще по гимназии помнил, как Николай Силыч ставил его в сентябре на колени до райских птиц, то есть каждый класс математики он должен был стоять на коленях до самой весны, когда птицы прилетят.
