Село Каменки графа Сапеги, сделавшееся в настоящее время главнейшим пунктом внимания окружных дворян, превосходило все прочие усадьбы красивым местоположением и богатством строений. Огромный каменный дом стоял на самом возвышенном месте. По крутому скату горы, которая начинала склоняться от переднего его фаса, разбит был в виде четвероугольника английский сад, с своими подстриженными деревьями и песчаными дорожками. Весь сад был обхвачен чугунной решеткой. Прочие усадебные строения и службы были тоже каменные. Село это с незапамятных времен находилось во владении Сапег. Несмотря на то, что владельцы никогда не жили в нем, оно постоянно поддерживалось и улучшалось, что было, я думаю, не столько по желанию самих графов, сколько делом немцев-управителей, присылаемых из Петербурга. Настоящий владелец, граф Юрий Петрович Сапега, всего раза три в жизнь свою приезжал в Каменку и проживал в ней обыкновенно лето.
Часов в шесть пополудни, это было в пятницу, граф, принявши от всех соседей визиты, сам никуда еще не выезжал, - и теперь, отобедавши, полулежал на широком канапе в своем кабинете.
В углу, около курильницы, на маленьком табурете, в почтительном положении сидел Иван Александрыч. Сапега, как видно, был в самом приятном, послеобеденном расположении духа. Это был лет шестидесяти мужчина, с несколько измятым лицом, впрочем, с орлиным носом и со вздернутым кверху подбородком, с прямыми редкими и поседевшими волосами; руки его были хороши, но женоподобны; движения медленны, хотя в то же время серые проницательные глаза, покрывавшиеся светлой влагой, показывали, что страсти еще не совершенно оставили графа и что он не был совсем старик.
- Что, Иван, все уж у меня перебывали здешние помещики? - спросил Сапега, даже не взглянув на того, к кому относились эти слова.
- Все, ваше сиятельство, решительно все, - отвечал, вытянувшись, Иван Александрыч, - или нет... позвольте, не все... Задор-Мановский не был.
- Задор-Мановский? Кто же это Задор-Мановский и почему он не был?
- Я полагаю, ваше сиятельство, - отвечал Иван Александрыч протяжно, придумывая средство оправдать Мановского, которого в эту минуту считал уже погибшим. - Я полагаю, что у него или жена умирает, или сам он при смерти болен.
- Жена умирает! - повторил граф. - А он женат?
- Женат, ваше сиятельство.
- На хорошенькой?
- Нет-с, не очень счастлив партией.
- А на ком он женат? - спросил граф.
- На... на... дай бог память, она не здешняя, на... на... на немке какой-то, на Кронштейн.
