Большая телега | страница 76

— Честно? Так и написано?

— Примерно так. Я только времена и падежи расставила по своему вкусу — портье, бедняга, дальше Present Indefinit в своих лингвистических штудиях явно не продвинулся. Но, в общем, и так все понятно. Особенно финальное «I am happy». А это главное… Я, знаешь, все время вспоминаю чемодан Антонио. Получается, он все эти годы держал его наготове. Лет сорок или даже больше, прикинь. И ведь не сдался, не стал его разбирать. Ждал и верил. Какой человечище!

Машка берет сигарету. Я тоже. Мы курим и молчим.

— Так вот, — вдруг говорит она. — Ты меня спросил, зачем я перекрасилась в блондинку. А получается, если бы я не перекрасилась, Антонио так и сидел бы в Эльче-де-ла-Сьерра. До сих пор. Да?

Я не знаю, что на это ответить, потому что красивая, конечно, история, но по сути — полная ерунда. Тем временем голова моя сама собой опускается и тут же возвращается в прежнее положение. Утвердительно кивает, не дожидаясь команды начальства. Она у меня молодец.

— Так не бывает, — говорит мой бедный друг, и в голосе его звучит недовольство с явственным оттенком уважения к чуду, свидетелями которого мы невольно стали. — Так не бывает, — упрямо повторяет он. — Старый город, солнечный летний день, центральная площадь сплошь уставлена плетеными стульями и затянута полосатыми тентами, работают все городские кафе, но ни в одном нет кофе. Пиво, всюду пиво, пенное, густое и липкое, властная, неукротимая стихия, которой покорилось все сущее. И в центре этого кошмара — я. Стою без единого кофейного зерна в кармане, как последний дурак. Именно так я всегда представлял себе ад.

— Пиво его, видите ли, не устраивает, — ухмыляюсь я. — Заливай после этого, что ты немец. В жизни не поверю. А бумаги твой прадед цинично подделал, теперь это ясно.

— Любовь к пиву не генетическая, а культурная особенность некоторых народов Европы, — вздыхает он. — Что древние германцы научились гнать из подножного корма, то и стало любимым напитком, а для их потомков — традиционным, то есть привычным, знакомым с детства. А для всех остальных — просто дурацким стереотипом, одним из великого множества мутных пятен на стеклянном колпаке, отделяющем нас от реального мира, где все вещи таковы, какие есть, а не как о них привыкли говорить; в общем, завязывай оперировать штампами, даже шутки ради не стоит, плюнь каку. За это я куплю тебе мороженое.

— Совсем озверел, — я смотрю на него с искренним восхищением. — Теперь ты всегда будешь такой умный и беспощадный?