Вы прекрасная и умная молодая женщина, и у вас впереди блестящее будущее. Я желаю вам долгих лет и счастья. Если деньги вас не интересуют, дальнейшее вовлечение вас в путаницу моих семейных дел не имеет никакого смысла.
Будьте уверены в том, что мы с Марком сохраним в тайне ваше имя и местопребывание и что ни при каких обстоятельствах вы не будете фигурировать ни в каких юридических документах, касающихся нашей семьи.
С благодарностью за ваш отклик и с самыми теплыми пожеланиями всего самого лучшего в вашей жизни,
Джеймс Локайер-Фокс
Особняк «Шенстед»
Канун второго дня Рождества 2001 г.
Уверенность Марка Анкертона в том, что Джеймс Локайер-Фокс никогда бы не причинил вреда жене, подрывалась со всех сторон, и не в последнюю очередь самим Джеймсом. Вне всякого сомнения, Марк сам навязал полковнику свое присутствие на Рождество, отказавшись принять сдержанные заверения полковника, что он вполне сможет впервые за пятьдесят лет провести праздник в одиночестве. Но странная скрытность Джеймса, его неспособность поддерживать разговор в течение более чем нескольких минут крайне встревожили адвоката.
Полковник постоянно отводил от Марка глаза, боясь встретиться с ним взглядом, а руки и голос его подозрительно дрожали. За последнее время он заметно потерял в весе, что также внушало серьезную тревогу. Раньше полковник тщательнейшим образом заботился о своей внешности, теперь же все чаще выглядел неопрятным и неухоженным, с всклокоченными волосами, в замызганной одежде и с клочковатой серебристой щетиной на подбородке. Марка, для которого полковник всегда являлся высшим воплощением авторитета, столь разительные перемены в физическом облике и психическом состоянии просто потрясали.
Он ругал себя за то, что с августа так ни разу и не заехал к полковнику, с тех самых пор, как передал ему решение Нэнси Смит. Тогда Джеймс воспринял все довольно спокойно и попросил Марка составить завещание, по которому состояние Локайер-Фоксов делилось бы на части, при том что обоим детям достался бы только минимум от фамильной собственности. Тем не менее документ так и остался неподписанным, и Джеймс в течение нескольких месяцев сидел над черновиками завещания, явно боясь сделать тот шаг, который казался ему окончательным. Когда же Марк в телефонном разговоре попытался уточнить его замечания и опасения, то добился только раздраженного окрика: «Перестаньте мне надоедать! Я пока еще не выжил из ума. Когда придет время, я сделаю свой выбор».
