Советской власти шел только второй год, а Андрею было всего восемь лет, когда его родное село заняли немцы. Все утро Андрей рыбачил на Десне и отправился домой лишь к обеду. Он быстро взобрался по крутому песчаному склону и увидел, что у края села стоит группа людей в странной форме. Один из них, заметив Андрея, оживился и поманил мальчика пальцем. Когда Андрей подошел, немец одобрительно протянул: «Гут, гут», а потом забрал у Андрея рыбу и слегка подтолкнул его в спину — уходи, мол, пока цел.
Но самое страшное случилось на следующий день. Кто-то донес, что отец Андрея комиссар у «москалей» под Брянском, и в маленькую хатку ворвались три дюжих гайдамака, пришедших в село вместе с немцами. Они молча схватили мать Андрея и потащили ее к церкви. Туда уже согнали всех жителей села.
На маленьком пятачке перед церковью стояла кучка людей. Андрею, прибежавшему вслед за матерью, все они были хорошо известны. Когда вскоре после революции отец вернулся с фронта, в их хату набивались бывшие солдаты — такая же голытьба, как и отец Андрея, — курили жестокий самосад, о чем-то спорили и расходились по домам только под утро.
Немцы, оцепившие пятачок, стояли с безучастными лицами. Грязную работу делали гайдамаки. Они не спеша секли шомполами людей, согнанных на пятачок. Когда очередь дошла до матери, Андрей, наконец, понял весь ужас того, что должно было случиться. Он не кричал, а лишь отвернулся в сторону и стал смотреть на равнодушно-сытые физиономии немцев. Правда, один из них вел себя как-то странно. Лицо его побагровело и покрылось испариной, а рот судорожно кривился. Может быть, Андрей и забыл бы этого немца, но через неделю после того страшного дня верные люди доставили Андрея и его мать в густые придеснянские леса к партизанам. Вот там-то у партизан Андрей снова встретил того странного немца. Оказалось, что немец за два дня до этого сам пришел к партизанам, все время повторяя, пока его вели к землянке командира: «Золидаритэт» и «Зоциаль-демократ». Немецкого языка в отряде никто не знал, но эти два слова были понятны всем. Правда, командир отряда не знал, что делать с немцем. А пока что тот помогал на кухне и даже приготовил картофельные галушки, которые он называл «кнедель».
Сомнения командира рассеялись в первом же бою. Немец, которого звали Ганс, выпросил у повара винтовку и так лихо стрелял по гайдамакам и своим же немцам, что повар снова оказался в одиночестве. Его помощник превратился в заправского партизана. Ганс научился пить горилку, курить корешки и есть украинское сало, запивая молоком.
