— Господин Штумпф, вы совершенно правы в своих предположениях: мы с вами встретились сегодня далеко не случайно. Я хотел бы рассказать вам о некоторых своих умозаключениях. А вы мне потом скажете, прав я или нет. В Берлин поступили сигналы — правда, не в гестапо, а непосредственно в канцелярию рейхсфюрера СС — о том, что на вашем объекте предполагается наличие саботажа. Заметьте — пока единичные сигналы… Они ни на чем не основаны, не подтверждаются какими-либо фактами, более того, сообщения о непорядке на объекте были анонимными… Я не имею права говорить, для чего используется продукция вашего завода. Однако могу сообщить, что малейшая неточность в качестве деталей, выпускаемых на объекте, может привести к срыву программы производства сверхсекретного оружия! Большие неполадки уже имели место. Однако авторитетная комиссия установила в качестве причины этих неполадок конструкторские недоработки. Скажу вам откровенно, что я позволил себе не согласиться с выводами комиссии и добился, чтобы меня направили на ваш объект. Я не ошибся в своих предположениях. На заводе действительно существует тщательно законспирированное подполье. Я почти уверен, что вы имеете к нему определенное отношение…
Сидя вполоборота к Штумпфу, Линдеман заметил, как у того лицо стало наливаться кровью и густые брови полезли вверх.
— Успокойтесь, господин Штумпф, — по-прежнему мягко сказал Линдеман. — Хоть мы с вами и не на судебном процессе, но вот вам некоторые факты. В деталях, производимых на вашем заводе, имеются микроскопические изменения, которые обычный контроль не в состоянии установить. Но именно эти изменения в деталях имели столь пагубные последствия для испытаний сверхсекретного оружия. Рабочие — обычные или из числа заключенных — должны были бы иметь специальные штампы для того, чтобы при поточном производстве так незаметно портить детали. Эти штампы могли быть доставлены только извне. Возникает вопрос: кто это сделал? С другой стороны, я узнаю, что господин Штумпф очень бдительный человек и каждый день проверяет, как заперты сейфы, что оставлено в корзинах для бумаг и не забыты ли на столах чертежи. И наконец, последнее, господин Штумпф: только вчера мне стало известно, что вы действительно потеряли свою ногу в 1918 году на Украине, но только не из-за партизанской, а из-за немецкой пули…
Штумпф судорожно вздохнул. Его правая рука как бы автоматически потянулась к карману.
— Господин Штумпф, — почти весело сказал Линдеман. — У вас нет никаких причин для беспокойства. Вы должны были бы подумать, для чего я выбрал столь безлюдное место, а не, к примеру, здание гестапо в Вене.
