Книга 2. Быль о Холодном Огне | страница 43



— Пусть никогда не погаснет огонь в твоем очаге, — произнес Рилг слова древнего приветствия. — Ты помнишь меня, отец?

— Я не так дряхл, как ты думаешь, — простуженным голосом ответил старик, — и знаю, как звучат твои шаги. Ты зверь, а я охотник. Входи.

Дарк внес спящего Дима и положил на постель. Целый день в седле так утомил мальчика, что он даже не проснулся, чтобы поесть.

Старик подбросил дров в очаг и собрал на стол нехитрую снедь — хлеб, сыр, масло, немного вина.

— Я не ждал гостей, — пояснил он. — Поэтому мяса нет.

— Чем живешь, отец? — спросил Дарк, разглядывая скромную, если не сказать, бедную обстановку дома. По всему было видно, что старик давно живет здесь и живет один.

Старик метнул на него недоверчивый взгляд.

— Промышляю охотой, — коротко ответил он.

— Да мы тут ни одной деревни близко не встретили, — удивился Дарк. — Кто же покупает твою дичь?

Старик посмотрел сперва на Рилга, потом опять на Дарка и говорит:

— Сразу видно, что ты издалека, мил-человек. Я не спрашиваю, как тебя зовут, но чужаку следует быть осторожным в этих краях, мало ли что.

— Я издалека, — подтвердил искатель спокойно. — Мое имя — Дарк, я из рода Авитов.

Нужно было обладать либо завидной смелостью, либо глупым безрассудством, чтобы произнести вслух имя, принадлежность к которому каралась смертью, ведь Авиты были древним родом служителей Огня. 'И того, и другого у него в избытке', — вздохнул про себя Рилг, а вслух сказал, переводя разговор в другое русло:

— Неспокойные времена настали, всем нужно быть осторожными.

— Дело не во времени, а в людях, — сурово возразил старик. — Я прожил долгую жизнь и до сих пор не могу понять, за что авриски сложили свои головы и почему земли Долины вместо хлеба взрастили могильные курганы. Кто ответит? В войне ормитов я потерял троих сыновей, всех, что у меня были. И хотел бы я поглядеть на того, кто толкнул их на бранное поле! Хотя, думаю, тому, кто это сделал, не ведомо, что значит — потерять сыновей.

Рилг и Дарк молчали, а что они могли сказать? Нет на свете таких слов, которые могут утешить человека, одиноко и безнадежно доживающего свой век. Потом Рилг сказал, указывая на Дима:

— У этого мальчика тоже никого нет, а ведь он только начинает жить. Он не знает своего имени и не помнит родителей, скорее всего, их тоже унесла война. Не примешь ли ты его, отец? Хотя бы на время. С нами ему нельзя, ты же знаешь. Сгинет мальчишка.

Старик посмотрел сперва на Дима, который спал, разметавшись, на его постели, потом на Рилга.