— Вина ормитов так велика, что они еще нескоро смогут искупить ее. Сейчас не до уязвленного самолюбия, Риэл.
После долгого молчания Риэл горько усмехнулась и сказала:
— Даже в смерти есть выбор, долг же выбора не оставляет.
После этого она легла прямо на песок и отвернулась к стене. Кирч подбросил сучьев в костер и до самого утра не сомкнул глаз. У него болела душа за эту девчонку, которой на долю выпало решать судьбы народов и которая сама при этом была беспомощна, как птенец. Он боялся, что не сможет защитить ее от всех бед, ожидающих впереди, и знал, что должен защитить — чего бы это ни стоило. Да, долг не оставляет выбора.
Утром Риэл безучастно спросила:
— Что теперь?
— Ты не хочешь еще раз увидеть Мир-Блэд? Быть может…
— Нет.
— Тогда — в Бредув. Корабль Ульмаха стоит у Остроконечного мыса и не уйдет без нас.
— Ульмах знает, кто я?
— Знает.
— Но ты говорил, что авриски ненавидят ормитов, почему же…
— Потому что не все люди одинаковы, Риэл. Сейчас Скавера очень нуждается в ормите, и Ульмах недолго бы размышлял, чья жизнь важнее — его или твоя. Он вообще человек дела.
— Я слышала, его называют янгаром. Что это значит? Кажется, я где-то слышала это слово…
— Это значит, что в его подчинении находится пять сотен бойцов. Это слово очень древнее, оно — память о воинах, пришедших из Махагавы. Там янгарами и янграми звались вожди племен. Ульмах Скантир не только мой друг, он — в числе лучших бойцов князя Тима Брандива, на таких, как он, сейчас держится Скавера.
Едва Риэл и Кирч показались на берегу, с корабля спустили лодку, и она скоро доставила их на борт. Судно тотчас развернулось и взяло курс на Бредув. Риэл, как мышь, забилась в какую-то щель, спряталась ото всех, ни с кем не говорила, ни на кого не смотрела.
— Что случилось? — проводив взглядом ее закутанную в плащ фигуру, спросил Ульмах.
Кирч уселся на якорный канат и тяжело вздохнул.
— Ну и устал же я за эти дни… Боюсь, брат, дальше будет еще хуже.
— Да в чем дело? — Ульмах сел рядом.
— Она не хочет в Окаль. А я не могу ее заставить.
— Никто не может.
— Я понимаю ее. Она увидела Мир-Блэд в руинах, и теперь в ее сердце поселилась ненависть. Человеку, лишившемуся родового гнезда, всегда тяжело. Она ведь помнила город предков наполненным жизнью.
Ульмах прикусил губу.
— Выходит… все напрасно? Все эти девять лет?
— Я не сказал, что она не пойдет. Наоборот. Но если она не изменит своего отношения к людям, Огонь, что она принесет, ничем не поможет Долине. Ты же знаешь, Огонь пропитывается сущностью ормита, берет его душу, и, если в душе ночь и нет стремления к борьбе, — он может навредить.
