Во-вторых, это отчуждение от личности действующих норм и запретов морали. Они начинают выглядеть как чуждые, враждебно-порабощающие его силы, не имеющие ничего общего с его внутридушевным миром. Моральная императивность (обязательность) норм выглядит как полностью «внешнее» принуждение, не вытекающее из внутрилич-ностных потребностей, побуждений. Нравственное «надо», моральное «должен» уже не звучат как личное решение, как убежденное «не могу поступить иначе», а выглядят как терзающие индивида, мучительные для него «внешние» обязанности. Ответственность становится чисто внешним, а потому формальным отношением к поведению.
Так наступают, в-третьих, отчуждение от человека его нравственной сущности, его моральное раздвоение на «подлинную» и «неподлинную» сущность. Причем трагедия этого отчуждения при капитализме состоит прежде всего в том, что «неподлинно» выглядят нормы, цели, идеалы, т. е. социально значимые, крупномасштабные моральные ценности, а «подлинно» – случайные, мимолетные интересы, даже капризы, пустое эгоистическое своеволие индивида.
Наконец, в-четвертых, происходит отчуждение человека от нравственного мира, от нравственно-психологического состояния другого человека. Этот другой мир оказывается таким же отдаленным, как чужие звездные миры. Он окружен панцирем непонимания, «неузнавания». Это чуждый, изначально враждебный мир, к которому следует относиться с опаской, быть настороже: ведь от него можно ждать всяких неожиданностей, каверз, разрушающих спокойно-мертвую тишину отчужденного существования. Впрочем, такой отчужденный моральный мир «Другого» вовсе не обязательно стремиться понять: его, как чуждый и враждебный достаточно либо насильственно поработить, подчинить, либо, выгодно для себя использовав, оттолкнуть как ненужный. Нравственно-психологическая рознь, вражда – неизбежный компонент морального отчуждения человека от человека при капитализме. Эмоционально-нравственная потребность в близком, однозвучном нравственном мире, тоска по своему alter ego, вызываемая одиночеством, постоянно заглушается страхом перед возможной враждебностью, насмешливостью этого мира, перед угрозой попасть к нему в плен, быть «использованным». В результате развитие морального отчуждения человека от человека прямо перерождает, нравственно-психологически опустошает внутренний мир индивида; он, как говорит А. Швейцер, уже «не имеет больше ничего своего и даже испытывает в некотором роде страх, что от него может потребоваться это свое».
