От этого чуждого мира вещей человек бежит, пытаясь скрыться в хижине собственной души – так он сам уходит в моральное одиночество.
В современном западном искусстве давно обрел место странный герой: бездеятельно-равнодушный, спокойно-циничный и вместе с тем со взрывами внезапных, нелогичных поступков, с механической эротикой случайных связей, где жестокость выглядит чувством, заменяющим любовь, одинокий, замкнутый и вместе с тем иногда воинственно «общительный» и т. п. Нравственный вакуум, в котором существует такой герой,- это отражение реальных процессов, происходящих в капиталистическом обществе. Под модным термином «некоммуникабельность», применяемым к отношениям этого героя, скрывается потеря морального резонанса между людьми, утрата согласия в отношении нравственных ценностей, а под понятием «психологии эксцесса», призванным объяснить нелогичность его внезапных поступков,- его накопленное раздражение, отчаянная пустота души, выливающаяся во взрыв аморальных вожделений и разрушительных, неуправляемых «капризов». Со временем такой, нравственно изолированный индивид не только деградирует в богатстве своего душевного миpa, но и воспроизводит вокруг себя отношения морального равнодушия, черствости, своеобразной эмоциональной и рассудочной тупости.
Тупые в эмоционально-нравственном отношении люди встречались, конечно, во все времена и эпохи, и чисто количественная характеристика (несмотря на ее несомненную важность) в данном случае еще не выявляет всю глубину опасности этой черствости для духовного здоровья человека. Все дело в том, что даже у людей, способных к эмоциональному контакту, нравственное чувство глохнет, слабеет перед лицом равнодушного, безразличного мира. Тупому в эмоционально-нравственном отношении оказывается легче, спокойнее «жить» в ценностно-опустошенной атмосфере частнособственнического общества.
Известная степень морально-эмоциональной тупости индивида становится не отклонением, а нормой, неким новым «ценностным» (!) качеством человека, погруженного в «псевдожизнь» равнодушной социальной среды. То спокойствие, которое сродни прямому равнодушию и которое Лев Толстой считал синонимом «душевной подлости», вдруг обретает свои «права гражданства» на шкале одобряемых нравственных качеств личности. Появляются люди, которые гордятся своим равнодушием, холодностью, нечувствительностью, эмоционально-нравственной «непрошибаемостью». Люди – нравственные деревяшки, «деревянность» которых, как моральное качество, не только не скрывается, а выставляется напоказ, как некое «достоинство». И действительно, нравственное равнодушие и эмоциональная деревянность выглядят удобным свойством в опустошенных отношениях людей типа «использовал – выбросил». Здесь «преодолеваются» болезненные трудности взаимопонимания, сочувствия, сопереживания за счет… отказа от самого взаимопонимания, сочувствия, сопереживания. Ампутация моральной чувствительности у индивида выглядит как весьма полезная операция, предупреждающая его возможные нравственные страдания от горя и несчастья других людей, от неудачных попыток проникнуть в их нравственно-психологический мир.
