Юрий Федорович уже уходил и, ступив ногой за порог, неожиданно сказал:
– А я Волкову верю. Здесь что-то не так. Ничего не обещаю, но и отчаиваться не следует. Попробуем разобраться до конца.
Потом протянул мне руку, больно стиснул ладонь и стал спускаться по лестнице, а я смотрела ему вслед и с горечью думала о том, что вот явился навестить, зарплату за это получает и «галочку», поди, сейчас поставит в плане мероприятий.
Если б знать тогда, кто есть на самом деле этот человек.
В тот день мне везло на «гостей»…
Прибежала Ольга, потом кто-то из соседей, а поздним вечером пришел Решевский. Он весь день бегал по городу, собирал подписи известных капитанов под ходатайством в прокуратуру республики о новом разбирательстве дела.
Подписей было немного, и Стас, расстроенный и поникший, сидел на том же месте, где пил чай Мирончук, и сил, чтобы меня утешать, видно, не было у Стаса. И слава богу.
Он сказал мне:
– Завтра снова всех обойду… Странное дело: вроде бы друзья Олега, а подписаться боятся… А ведь письмо не оправдывает его. Там содержится только просьба заново рассмотреть дело.
– Кто отказался? – спросила я.
– Павловский не стал и Рябов… А Женька Федоров сам меня разыскал, спросил про бумагу и подписал. Хотя они с Олегом были на ножах…
Вскоре он ушел. Я проводила Стаса до порога, заперла дверь и осталась одна. Ждать…
В первом же письме оттуда Олег спокойным и деловым тоном сообщал мне, что он обо всем подумал и принял решение. Мне не имеет смысла ждать его восемь лет, а с его стороны бесчеловечно рассчитывать на это. Посему он считает, что я абсолютно свободна в своих действиях и вольна поступать в соответствии со своими желаниями и потребностями. Пусть пойму его правильно. Это не значит, что он больше не хочет меня. Он просто не имеет на это желание права в силу, так сказать, определенных обстоятельств. И я, мол, могу ему на это письмо не отвечать. Мое молчание он воспримет как проявленное мною понимание сложившейся ситуации.
Лихое письмо написал мне мой муж. В нем сказался он весь, эдакий непробиваемый сверхчеловек. Конечно, я ответила, что он глупыш, если мог обо мне такое подумать, а выходит, что Волков был прав…
И все-таки не верю я тебе, Олежек. Вот сейчас только и стала понимать. Вовсе ты не такой… И думается мне, что легко ты ранимый, а вот чтоб не увидели этого люди, напялил на себя кольчугу.
Внезапно оркестр оборвал мелодию, остановились и захлопали музыкантам пары.
Волков вел меня по залу к столу, уверенно держал за локоть, и мне вдруг подумалось, что теперь, после всего пережитого, он, вероятно, стал мягче. А могла бы я начать с ним все сначала?
