Пока мы были вдвоем, это ощущение становилось все тягостнее и тягостнее. Он уходил в рейс, а я оставалась одна. Знаю, что есть и такие жены, которые не дождутся, когда корабли их мужей отдадут швартовы.
Нет, я ждала его с моря. А ожидание – тягостное состояние для человека. Считаешь дни, недели, потом снова дни и даже часы. Ждешь радиограммы или письма с плавбазой, тщетно до самого утра призывая сон. Потом короткий мир жизни вместе, и снова голос мужа: «Отдать швартовы!» – и снова ожидание.
Дочка все изменила, и останься она жить, кто знает, может быть, стала бы я примерной женой моряка, нашла бы счастье в детях, в домашнем очаге. Но не дано мне было этого счастья…
Нельзя, чтоб муж все время уходил из дому. В море, в пустыню, в тайгу – все равно куда; нельзя, чтоб жизнь прошла в разлуках, не заполненных ничем, кроме ожидания.
Я хотела рожать детей, кормить их грудью, стирать пеленки и готовить мужу обед, каждый день готовить, а не раз в полгода, когда он возвращается с моря. «Отсталая баба, обывательница», – скажете. Ну и пусть!
…Когда появилась дочка, я перенесла на нее все то, в чем не нуждался, как мне казалось, Волков. Теперь, после встречи на нашей улице, я засомневалась в своей правоте. Но сделанного не исправишь.
Это могла бы сделать Светка. Наша жизнь с ее рождением стала иной. Пусть Олег по-прежнему уходил в море, пусть… Теперь я ждала его не одна, со мной оставалась частица моего и его «я», и так было легче.
…В любви каждой женщины есть что-то материнское. Но Олегу опека была не нужна. А Станислав был слабее его. Об этом я знала давно и знала, что он любит меня. Решевский молчал, и только глаза его выдавали…
– О чем ты думаешь, Галка? – спросил вдруг Олег. – Если что-нибудь по части угрызений, то совершенно напрасно: я освободил тебя тем письмом.
Хотелось ответить ему резкостью, но нужные слова не приходили, и я промолчала, лишь неопределенно повела плечом.
Когда его осудили, ко мне вышел адвокат и сказал, что муж отказывается подавать кассационную жалобу в вышестоящую судебную инстанцию.
– Просит свидания с вами. Уговорите его. Дело-то сложное. У нас есть кое-какие шансы.
Волкова привели в комнату для свиданий. Он сел, поднял голову, силился мне улыбнуться, но улыбка вышла кривая, скорее гримаса. Выглядел Олег подавленным, но казался таким лишь мгновенье. Оно прошло, и передо мной сидел тот же подтянутый и невозмутимый Волков. Он заговорил глуховатым голосом, слегка покашливал:
