Вокруг стайками галдела обычная на таких вернисажах публика: сильно потертые временем и безвестностью друзья художника, одетые в чистые, но неглаженные рубашки; поджарые и слегка синеватые, словно куры второй категории, подруги художника, наэлектризованные обстановочкой до искрения жаднющих глаз, все в каких-то бесформенных вязаных хламидах с вечными сигаретами в длинных нервных пальцах, окольцованных металлическими излишествами; друзья друзей художников — аккуратные, маленькие и плешивые с фотоаппаратами «ФЭД», кинокамерами «Любитель» и годами не чесанными бородами.
Отдельными группками стояли иностранные гости в клетчатых пиджаках, широких брюках с отливом. У всех иностранцев были приятные ненатуральные лица. Все они одинаково ослепительно улыбались друг другу и восторженно говорили на тему изящных искусств.
Не меняя благостного выражения лица, Вадим Анатольевич незаметно проводил рекогносцировку. Стремительно «прощупав» (обшмонав!) своим острым взглядом очередную фигуру «дорогого» гостя (ну конечно же, хоть и не очень умного, но зато богатенького мистера Твистера из Манхеттена, а вовсе не высокоинтеллектуального босяка с Фонтанки), он тут же переходил к другой «фигуре», при этом почти не меняя (профессионализм!) положения своей гордой головы. Вадим Анатольевич явно кого-то искал здесь.
— Эдик, дорогой! — крикнул он виновнику торжества, ворковавшему в окружении плешивых мумий — высохших до костей критиков и сладко-певных поклонниц с едкой горчинкой в дыхании и с основательно «задрапированными» морщинами вокруг кроваво-красных ртов. — Можно тебя на секундочку?
Радостный Эдик с готовностью подошел к Вадиму Анатольевичу.
— Скажи, милый, кто вон тот важный господин?
— Который? Ах, тот! — Эдик удивленно посмотрел на Вадима Анатольевича. — Это же мистер Гордон, американец, и, судя по всему, — обладатель несметных сокровищ! — Эдик еще раз вопросительно посмотрел на собеседника.
— Надеешься, что-нибудь купит?
— А как же! Уже час здесь толчется, хотя я его даже не приглашал. Тонкий ценитель!
— Значит, уже держишь рыбку на крючке… Слушай, познакомь нас. Чувствую родственную душу. Смотри, какой прищур! Давай, Эдик, представь меня этому самому Гордону.
— Странно… — начал Эдик, — а я почему-то думал, что вы знакомы.
— Ну вот, значит, сейчас и познакомимся! — Вадим Анатольевич подхватил Эдика под руку и решительно повел к иностранцу, что-то оживленно обсуждавшему с двумя шикарными дамами, одна из которых была женой высокопоставленного чиновника из мэрии, а вторая — ее подругой и валютной проституткой, расширявшей здесь свою клиентуру.
