Коней оставили на берегу, но оружие взяли с собой. Никто и никогда не отбирал оружие у прибывающих на одда-отунг (а такие смельчаки были, кто спор важный хотел во что бы ты ни стало решить), смерть каралась смертью, но собирались тут не дети малые, но мужи многоопытные, знающие, что убивать нужно лишь по необходимости, не ради забавы. А при должной охоте убить можно и голыми руками, и каждый из них умел это делать хорошо.
Скрипели уключины, вода с глухим плеском билась в корму, а впереди, прямо из темных глубин поднимался остров — гуща деревьев зеленых, а над деревьями теми высилась лысая скала.
— Этот остров зовется Рох, а скала — Веда, — тихо сказал Ян.
— Что за слова такие странные? Откуда взялись? — шепотом спросил Ингерд.
Ян пожал плечами и шепотом ответил:
— Кто его знает. Дед называет их осколками древнего языка, а кто говорил на этом языке — о том памяти не сохранилось.
Седой кормчий, стоявший у руля, сурово глянул на них, и Ян умолк. И снова только скрип уключин и плеск воды за кормой. Дружно работали гребцы, легко неслись вперед лодки, темнело вокруг. Над головами тревожно вскрикивали чайки. Ни один из гребцов не носил кармак, и определить, какого они роду-племени, было невозможно. Кто собрал одда-отунг и зачем? Каждый хотел знать ответ.
Между тем солнце почти скрылось. Отсветы его лучей белую кромку берега превратили в розовую. Ян поглядел на зеленую стену деревьев, между ними уже сгустилась темень, и говорит:
— Не знаю, какие обряды на одда-отунге, но, думаю, ночью их не начнут.
Они высадились на берег, кормчие и гребцы ни слова им не сказали и обратно поплыли.
— Подумать надо, где утра дождаться, — озираясь по сторонам, молвил Рискьёв.
И они пошли по берегу, волки — впереди. Долго они так шли, да только никуда не пришли. Далеко тянулась песчаная коса, а забираться под сень деревьев никто не хотел, оттуда сочилась смутная тревога, которую чуяли все, особенно волки. С озера дул теплый соленый ветер, и все, не сговариваясь, поснимали рубахи. Спины тотчас заблестели от пота. Внезапно волки, что бежали, почти не оставляя следов, резко повернули к лесу. Там лежал огромный — в два людских роста — камень, расколотый посередине до самой земли, и из этой трещины бежал ручей. Волки припали к воде и стали жадно пить. Это послужило знаком: раз пьет зверь, значит, может пить и человек.
Воины утолили жажду и порешили здесь же ночевать. Они устроились немного в стороне, чтобы видеть лес, озеро и камень, но чтобы тень от камня скрывала их. Отовсюду они опасались нападения, и хоть знали, что на острове смерть карается смертью, предчувствие опасности не покидало.
