Забрались они в самую чащу, где солнца из-за густых крон не видно, где птицы гнезд не вьют, звери нор не роют, а только филин ухает да медведь рыщет. Почуял Ингерд, как холодок по спине царапнул, стал он по сторонам оглядываться, будто кто следит за ними из черных дупел. И Ян весь съежился, куртку беличью до верха застегнул, словно озяб. А под сапогами сучья опавшие хрустят да иголки сухие, и пахнет мхом да смолой.
Ингерд остановился вдруг, показалось ему, что за деревьями человек стоит, на них смотрит, а пригляделся — никого.
— Без крайней надобности сюда никто не заглядывает, — тихо сказал Ян. — Видишь? Охраняют лес-то.
Меж двух старых кривых сосен, полузаваленный ветками да заросший кустами с волчьей ягодой стоял вечувар — идол, хозяин леса. И облика-то его уже было не разобрать — все дождями смыло и ветром источило, ни дать ни взять старый пень, что от сломанного ствола остался. Ингерд сызмальства в лесу как дома был, а тут словно гость, да незваный к тому же.
— Неужто жить тут можно? — содрогнулся он.
— Можно, — отозвался Ян и прильнул к замшелому боку высокой ели.
Ингерд выглянул из-за его плеча и замер.
Посреди бурелома и рухнувших от старости сосен виднелась ветхая избушка, крытая щепой. Она была похожа на бабку-странницу, которая через лес шла, устала, присела отдохнуть да так и осталась, вросла в землю. Прилепившаяся у крыльца молоденькая ель, кривая и чахлая, уж больно напоминала собой дорожную клюку. Единственное крошечное оконце смотрело прямиком в землю, до того оно было низкое.
Тишина кругом стояла мертвая, недобрая, ворон каркнул хрипло — Ингерд и Ян вздрогнули.
— Гляди не гляди, а раз пришли — заходить надо, — хмуро сказал Ян.
Как из дома уходили — храбрые были, а тут присмирели оба, будто перволетки, что еще к родителям жмутся. Но делать нечего, пошли оба к избушке, поднялись на ветхое крыльцо — ступени вот-вот провалятся — да в дверь постучали. Никто не ответил им, а стука и сами испугались, до того он им в тишине полуденной, сумрачной чужим показался. Друг на друга не смотрели Ингерд и Ян, стыдились страха своего, Ян еще три раза кулаком стукнул, и послышалось за дверью шарканье ног. Жуть, как захотелось им бежать опрометью отсюда, пока не открылась эта дверь, но пересилили себя Ингерд и Ян, на месте стоять остались, и дверь открылась.
И явилась на пороге хозяйка — дряхлая старуха, страшная, как смертный грех, вся в тряпье поношенном, с волосами — что пакля, лицо — яблоко перепеченое, а вместо глаз — узкие щелки. Слепая старуха-то была, руки скрюченные к гостям протянула, дотронуться хотела, те отшатнулись в ужасе. Засмеялась старуха, а во рту — зубы кривые, острые.
