Ян появлялся в избе чаще обычного, уж очень интересовал его этот чужак. Приносил дичь, добытую на охоте, и не раз дивился упорству, с каким знахарь ходил за больным, словно за родным сыном. Невдомек ему было, что эриль Харгейд строго-настрого велел чужака от смерти спасти. Знахарь и спасал, и сам не заметил, как прирос к нему сердцем.
После той страшной ночи парень начал бредить и в бреду все грозил кому-то, звал мать и отца, бормотал незнакомые имена, а то и плакал. Ян из этого ничего не понял, а знахарь, понаслушавшись, стал смекать кое-что, но молчал.
Потом, когда раны почти все зарубцевались, чужак заговорил. Тихо так, едва разборчиво, словно заново учился произносить знакомые слова. По глазам было видно, что соображает, где находится и что люди перед ним, но взгляд был полон тоски. Знахарь ни о чем его не спрашивал, делал свое дело, не спрашивал и Ян, когда приходил, а просто садился на лавку и рассказывал знахарю о том, какая жизнь вокруг Соль-озера. А жизнь была нелегкой: предчувствуя весну, глубокие снега оседали, слабели морозы, и просыпалась многовековая вражда между племенами. Только подтаявший лед на Стечве мешал Годархам и Стигвичам перейти ее и напасть на Соколиное становище.
И не заметили, как наступило тепло. С окошек сняли куничьи шкуры, и хоть солнце в них не заглядывало, зато залетал ласковый ветерок, и парень, который только-только начал вставать, жадно вдыхал его. Жизнь и молодость брали свое.
Сошел снег, зазеленели луга, деревья выбросили первый лист. Знахарь теперь с утра до вечера пропадал в лесах и долах, собирая ранние дикоросы. Это большая наука — знать, когда какую травку сорвать следует, в какое время она в силу входит, чтоб не сгинули понапрасну ее целебные свойства.
Когда возле избушки высохли талые воды, Ян начал выводить парня на солнце, поскольку сам тот ходил еще плохо, а невысокий щуплый Вяжгир с ним справиться не мог.
С наступлением весны к громовому ручью потянулись люди попить целебной воды, со знахарем посоветоваться, приобрести пучок полезных трав. Взамен приносили кто что мог: и посуду, и шкуры, и еду, и тканое полотно, и вино крепкое. Вино знахарь принимал с особенной благодарностью, потому что делал на нем всякие настойки, ими же потом и лечил. Частенько знахарь уходил к больному, который сам прийти не мог, и тогда возвращался домой только к ночи.
Ингерд чужих сторонился, но его все же заметили, и молва о чужаке быстро облетела округу. Людям было невдомек, чего это он обретается в доме знахаря? Понятно, что на излечении, вон, вид как у выходца из земляной могилы, да что ж к семье не возвращается? Любопытные старухи, что покупали цветы-обереги, спрашивали знахаря, откуда тот взял чужака.
