— Вы что-то слишком нервничаете.
Франсуа глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.
— После того зрелища, которое вы показали мне сегодня ночью, есть от чего. Не так ли?
Комиссар усмехнулся:
— Трупы — это мой хлеб. А труп Виктора Пере был еще в приличном состоянии. Если бы я вам рассказал, в каком виде их иногда находят…
— Спасибо. Не хочу. Вы тут проезжали случайно?
— Мы какое-то время ехали за вами. Я всегда восхищался марафонцами.
— Рад это слышать. Но сомневаюсь, что вы следовали за мной только для того, чтобы немного подбодрить.
— Действительно. Вы знаете, что ваш друг Бакеле решил вернуться в свою хижину в Бамако?
Видимо, Доминик Патти и полицейский ходили в одну и ту же школу. Обучаясь ударам ниже пояса. Никогда малиец не уехал бы из Франции без достаточных на то причин. Или, может быть, его заставили.
— Вы его выслали?
Варуа казался искренне огорченным.
— Это не мой стиль. Я стою за равные права арабов или черномазых, как и овернцев или бретонцев. К тому же если нет подписи под свидетельскими показаниями, то это беспорядок. По халатности у Бакеле забыли взять подпись, и поэтому невозможно закрыть дело.
Он правдоподобно вздохнул.
— Что вы хотите?.. Это бюрократия с большой буквы… Чистенькое, явное самоубийство… А мы не можем отправить его в архив, потому что какой-то чернокожий испугался злых духов.
— Вы думаете, что ему кто-то угрожал?
Комиссар пожал плечами.
— По правде говоря, я не вижу, кто бы это мог быть, кроме призрака бедного Виктора Пере.
Франсуа спросил себя, знает ли комиссар о возможной финансовой проверке бухгалтерии клуба Вильгранда. Он решил не намекать на это.
— Так чего вы хотите от меня?
— Если вдруг он пришлет вам почтовую открытку, дайте мне знать. Только для порядка.
Это не была угроза. Но что-то похожее на нее. Финальная реплика, продуманная заранее, ибо машина сразу же рванулась с места и исчезла за поворотом. Появилась еще одна группа разноцветных велосипедистов. Заметив остановившегося бегуна в трусах и кроссовках, один из них бросил на ходу:
— Что, папаша?.. Спекся?
— Эта стела, посвященная мученикам Сопротивления, поможет нам навсегда сохранить в памяти принесенные ими жертвы.
Стоя перед жителями поселка, Луи Жомгард, опоясанный трехцветным шарфом, аккуратно сложил листок с текстом своей речи и спрятал его во внутренний карман костюма, сшитого одним из лучших парижских портных. Возможно, мэр сохранит ее для другого подходящего случая.
Духовой оркестр, состоящий из мужчин и женщин в возрасте от пятнадцати до семидесяти семи лет, в одинаковых фуражках с изображением лиры, исполнил туш.
