— Что ты предлагаешь?
— Я позвоню приятелю, который работает в «Мессаджеро». Он свяжет меня с редакцией какой-нибудь газеты в Сиракузе. Я вылечу завтра и пересяду в Риме.
— Это может быть опасно. Если они узнают…
Она положила ладонь на его руку.
— Я не могу лишить себя удовольствия знать, что есть кто-то, кому будет тревожно за меня! И не предлагай тянуть соломинку, потому что только я говорю по-итальянски.
Против этого аргумента трудно было что-либо возразить, ведь предстояло общаться с местными жителями. К этому надо было добавить способность Доминик располагать людей к себе. Франсуа и не возражал.
— А я?
— Нам кое-что известно о прошлом Жан-Батиста де Лa Мориньера. Тебе надо съездить в Париж Начни с его преемника в страховом деле… Мне кажется, что сведения, при помощи которых они, наверное, шантажируют Лa Мориньера, относятся ко времени его жизни до приезда в Вильгранд.
Расплатившись, они вышли на улицу. Доминик хотела сказать: «Всего доброго», боясь связать его предложением подвезти на своем «ренджровере» Но он опередил ее.
— Меня тревожит, что ты возвращаешься к себе домой. Кто знает…
Доминик ответила серьезно:
— Я к твоим услугам. Они могли бы захотеть…
Она не закончила. Ведь два человека уже погибли. Франсуа и Доминик стояли рядом, не обращая внимания на редких прохожих.
— Что же мы будем делать?
Она усмехнулась.
— Надо снять комнату в городе.
Ему тоже стало немного смешно, их отношения поистине переросли в «опасные связи».[33]
— Согласен. Наверное, лучше взять номер в городской гостинице.
Идея заняться любовью в комнате, расположенной через несколько дверей от номера Карло Аволы, вызвала у них веселое настроение.
Ночной дежурный спросил:
— Ваша фамилия, пожалуйста?
Они взглянули друг на друга. Франсуа решительно проговорил:
— Напишите… Мадам и месье Рошан-Патти. Доминик едва сдержала смех. Служащий гостиницы протянул им ключ.
— Номер шестнадцать.
Это был номер, который всегда бронировался для Паулы Стайнер, когда она приезжала в Вильгранд в дни крупных матчей.
Среда…
Накинув на плечи купальный халат, Карло Авола отдал свою руку в распоряжение маникюрши отеля, а сам диктовал тем временем Лие параграфы контракта с Синатрой относительно его последнего турне по Европе. Пиа работала с факсом. Хотя было еще довольно рано, не больше девяти часов утра, очаровательные, словно райские птицы, секретарши, казалось, только что сошли со страниц модного журнала.
Импресарио привык к двуличию, с одной стороны, сама любезность и радушие, а с другой — верность закону «омерты», этому безжалостному кодексу мафии, которая извратила содержание понятия «честь» и поставила его на службу своим злодеяниям. Оговаривая пункты договора, призванные защитить интересы Аволы от любой выходки знаменитого певца, он в то же время не забывал о двух слишком любопытных журналистах.
