Искатель, 1967 № 05 | страница 19
— Береги сундуки! — крикнул парень и развернул коней.
— Куда ты, скаженный? — закричала баба, но голос ее потонул в грохоте колес.
Парень хлестал коней.
Пролетку они догнали, когда та, миновав подъем, выехала на Большую Садовую и поворачивала в переулок.
Издали приметив ее, следователь сказал парню:
— Теперь шагом. Они не должны нас видеть.
Парень потянул вожжи, и кони мерно зацокали по мостовой.
— Я сам матрос, — говорил парень, — только три месяца как вернулся домой. Ногу мне зацепило осколком…
Он похлопал себя по искалеченной ноге. Следователь, слушая его вполуха, следил за пролеткой.
— Да ты не волнуйся, — сказал парень, — никуда он от нас не уйдет…
Пролетка, свернув в переулок, катила все дальше и дальше к окраине. Колеса дребезжали по булыжнику. Наконец пролетка стала.
Матрос тут же соскочил с телеги и, задирая морды коням, заорал:
— Ах, хвороба, дышло свернули!..
Человек, за которым следователь гнался с вокзала, вышел из пролетки и пошел к воротам.
Звякнуло кольцо в калитке, во дворе взбрехнула собака, пролетка развернулась и покатила к центру города.
— Надо ждать, — сказал Романов.
Матрос оказался на редкость покладистым и сообразительным. Казалось, забыв о своей Маланье и брошенных сундуках, он снял дышло, достал из передка телеги какие-то инструменты и с озабоченным видом пристроился на камне у обочины.
Романов, тоже присев на край все еще зеленевшей травой канавы и односложно отвечая на вопросы парня, внимательно приглядывался к дому.
Домик был небольшой, самый обычный, каких немало строили в те годы на окраинах Ростова. Сад — десятка полтора яблонь, груш и вишен, летняя кухня во дворе, сараи. За сараями желтел поздним листом виноградник. Забор был невысоким, и весь двор, и сад, и виноградник видны были как на ладони.
Прошло с полчаса. Из дома никто не выходил. Только собака уныло бродила около крыльца, и, наконец, сомлев от жары, ушла к сараям, и улеглась, устроившись, в тени.
— Что будем делать, товарищ? — подсел матрос к следователю, вытирая измазанные дегтем ладони пучком травы.
— Зайди-ка ты в дом, — сказал Романов, — и спроси что-нибудь. Приглядись…
Матрос поднялся.
— Это дело, а то что ждать…
Он прошел к калитке и, распахнув ее, шагнул к крыльцу. Собака, сморенная жарой, даже не тявкнула.
Романов видел, как матрос стукнул в дверь раз и другой, но дверь не открылась. Тогда матрос, подождав минуту, уже основательно взялся за ручку. Дверь отворилась, и матрос, что-то сказав, шагнул в сени.
