- Нет,- воскликнул Хребтов, проводив его,- этот человек... мне нравится... А?
- Вы как будто не совсем твердо уверены в этом? - спросил Сурков.
- Н-не совсем? Гм... чёрт знает...
- А я совсем уверен,- объявил Кирмалов.
- Неужели и его длинные руки нравятся тебе, Егор?
- Руки? - Кирмалов задумался немножко.- Что ж руки? Коли работают, то хороши... А прочее - эстетика... И чего ты все намекаешь? - вдруг рассердился он.
- Да, Владимир Ильич,- сказала хозяйка,- вы его... травите... Зачем? Для этого мало не любить человека... Вы посмотрите, как он одинок...
- О, пусть не беспокоит вас его одиночество! - воскликнул Сурков значительно и насмешливо.- Он скоро приобретет себе хорошего, очень хорошего друга!
Варвара Васильевна спокойно посмотрела на него и, красивым жестом руки перебросив свою косу с груди за плечо, сказала:
- Да, это возможно...
II
На одной из площадей города ломали большой каменный дом - старые казармы, купленные Марком Чсчевицыным.
Длинный двухэтажный корпус, со множеством труб на крыше, был весь обставлен лесами,- издали он казался опутанным серой паутиной. Из окон на площадь вырывались густые облака пыли; она тяжелым туманом носилась в воздухе, и всё вокруг побелело от нее. Часть железа с крыши уже была сорвана, и обнаженные стропила высунулись, как ребра скелета.
На лесах шумно возились плотники,- раздавался стук топоров, шипела и взвизгивала пила; кровельщики, ползая по крыше, отдирали листы железа и бросали их вниз,- железо, падая, изгибалось в воздухе и гремело, а ударяясь о землю, покрывало все звуки воющим грохотом. В доме что-то трещало, сыпалось, падало; вместе с пылью из окон, похожих на дымящиеся раны, высовывались какие-то доски; плотники подхватывали их и куда-то тащили эти изломанные кости старого дома.
Пыль, точно иней, осела на бородах и одеждах рабочих; от нее все они поседели и хотя задыхались в ней, но работал" споро и весело, ибо работа разрушения - приятная и легкая работа.
И день был веселый - ясный и ласковый день ранней весны. На площади, в десятке сажен от разрушаемого дома, раскинулся небольшой садик, и почки на деревьях в нем уже готовы были распуститься. Из клочьев рыжей прошлогодней травы пробивались к свету нежно-зеленые стрелки, и всюду - в воздухе и на земле - чувствовался канун веселого праздника природы. По дорожкам сада гуляли дети. Бледные, заморенные зимою в душных комнатах, они ходили медленно и жмурились от яркого сияния солнца. А у низенькой решетки сада, упираясь в нее руками, стоял архитектор Шебуев и, тихонько посвистывая сквозь зубы, сосредоточенно смотрел, как ломают дом. Его черное пальто из толстого драпа было выпачкано известью и на фуражке, с инженерным знаком, осела пыль.
