Откуда-то из глубины квартиры до Хенрика долетают смех и разговор. Внезапно на него снисходит глубокий покой, глаза увлажняются, почему, он и сам не знает. Что это со мной, мысленно удивляется он. И засыпает.
Эрнст безжалостно будит его. «Ну и соня, три часа продрых, хватит, идем, сейчас кое-что интересное услышишь. Только тихо, чтобы она ничего не заметила». Эрнст, взяв Хенрика за руку, ведет его на кухню, где идут кое-какие приготовления к ужину. Дверь в прихожую приоткрыта. Оттуда доносится голос Анны. Она говорит по телефону.
Анна. Как хорошо, что вы позвонили, мама! Да, конечно, Эрнст добрался в целости и сохранности. Что? Он здоров, я же сказала. В эту минуту храпит на своем розовом ушке. Плохо слышно. Да, я говорю, что плохо слышно. У папы болит живот? У бедного папочки всегда болит живот. Что будем делать сегодня вечером? Наверное, пойдем в Удинслюнд, на концерт. Одни ли мы? Что вы имеете в виду? Здесь только я и Эрнст. Ой, дорогой же разговор получится, мамхен. Всем большой привет! Наверняка гроза будет, в трубке ужасно трещит. Целую крепко, мамхен, и не забудь обнять от меня папу. Что, голос у меня странный? Это только кажется, очень плохо слышно. До свидания, мама, повесим трубки одновременно.
Анна кладет трубку на рычаг, крутит ручку отбоя, бросается на кухню и, дернув брата за волосы, обнимает его за талию. «Берегись моей сестры, — говорит Эрнст с нежностью. — Хорошенько берегись. Она самая искренняя притворщица и самая ловкая лгунья в христианском мире».
Ужин, возможно, приготовлен не слишком удачно, но настроение праздничное. Эрнст сумел вскрыть замок отцовского винного погреба и охладил несколько бутылок белого бургундского, портвейн стоит в аптечке. Окна распахнуты в сумрак, на замершую улицу, откуда-то приближается гроза, и солнце погасло, утонув в черно-синей туче, повисшей над медной крышей Каролины Редививы. Анна принарядилась: на ней тонкая шелковая блузка цвета сепии с вырезом в виде каре, длинными рукавами и кружевными манжетами, элегантного покроя юбка и широкий пояс с серебряной пряжкой. Волосы низко на затылке собраны в узел. Маленькие сережки поблескивают скромно, но дорого.
О чем они говорят? Ну, конечно, об удивительном зрелище на станции Бэлинге, потом о Торстене Булине, который уехал в Веймар, чтобы оттуда проследовать в Хайдельберг. Он написал Анне уже не одно письмо, она их обнаружила здесь на Трэдгордсгатан, она забыла оставить на почте заявление о переадресовке корреспонденции. «Сама виновата, — говорит Анна. — Папа не жалует никого из моих кавалеров». — «Только Эрнста», — возражает Эрнст, и все трое весело смеются. Анна берет брата за руку: «Посмотри, нет ли в папином ящичке сигар».
