— У них же ноги не гудят, — засмеялась Лена.
Потом она отвела Машу в сторону и спросила:
— А разве Саня Коншаков не работает с вами?
— Неинтересно ему наше дело, — пожаловалась Маша. — «Пустяками, говорит, занимаетесь».
— Как — неинтересно? — удивилась Лена. — А вы бы участок ему показали. Пшеницу свою… От нее же глаз не оторвешь.
На другой день Маша отправилась к Коншаковым. Дома хозяйничала одна Феня. Она сказала, что Санька работает на конюшне, встает чуть свет и домой приходит только обедать да ночевать.
— А с матерью у него как?
— Совсем плохо, — пожаловалась Феня. — Мамка говорит: «Учиться будешь», а Санька: «Не буду. Я трудодни зарабатываю». Хлопнет дверью — и на конюшню. Мамка уж плакала сколько раз. Упрямый он у нас, Санька.
— Упрямый… — согласилась Маша и заглянула в окно. — Смотри, смотри, идет ваш конюх!
— Ой! — всполошилась Феня. — А у меня еще обед не готов.
Саньку сопровождал Никитка. Влюбленными глазами он смотрел на брата и упрашивал взять его в ночное.
— Там видно будет, — неторопливо ответил Санька и, присев на ступеньку крыльца, начал разуваться.
Никитка принес с колодца ведро холодной воды и долго лил из ковша брату на руки, на обгорелые плечи, на спину.
— Еще плесни! Не жалей! — фыркая и отдуваясь, вскрикивал Санька и будто нечаянно брызгал холодной водой на Никитку, отчего тот радостно взвизгивал.
— Ну, не балуйся, Санька!
Умывшись, Санька прошел в избу, расчесал перед зеркалом мокрые волосы, сел за стол.
— Здравствуйте, товарищ конюх! — засмеялась Маша, выходя из-за перегородки и ставя перед Санькой хлеб. — Как ваши дела?
— У нас не заржавеет. Дела идут… А у вас как? Лимоны, апельсины еще не поспели?
— У нас, Саня, пшеница на пятой клетке начала колоситься! — с гордостью сообщила Маша. — Хочешь посмотреть?
— На какой пятой? — не понял Санька.
— Я же тебе говорила… дед Захар один такой сорт нашел. Мы его и посеяли на клетке номер пять.
— И велика клетка?
— Не очень. Пять шагов в ширину, восемь — в длину.
— Ох и площадь! — фыркнул Санька. — Я думал, хоть сотку засеяли…
— На сотку зерна не хватило. А зато какая пшеница растет! — зажмурилась Маша. — Дедушка говорит, это редкий сорт, ему цены нет. В поле хлеба только в трубку пошли, а у нас уже заколосились. Очень он боится за них, дедушка. По ночам не спит, караулит.
Насчет «цены ей нет» Санька заметил, что такой пшеницы, какая была у отца, теперь еще сто лет не вырастить.
— А может, наша еще лучше будет? — заспорила Маша.
