— В самом деле, Маша, — уныло вздохнул Семушкин: — не достать нам его.
— Эх вы, мужики! — с укором бросила Маша. — Будь я мальчишкой, я не только в колодец, я бы… я бы со дна моря что хошь достала.
— Ох, ретива! — захохотал Девяткин. — «Со дна моря»… А море — курице по колено, шапкой покроешь.
— Чего ты, как гром, грохочешь! — вспыхнула Маша. — Вот захочу и… достану!
— Держите меня! — Девяткин повалился на землю и задрыгал ногами. — Она достанет! Это как тогда в ледоход через реку бегала… Умора!
У Маши задрожали губы.
— А я говорю, — выкрикнула она, — вот обвязывайте меня цепью… спускайте в колодец!
Мальчишки ахнули. Степа потянул ее за рукав и покачал головой.
Маша и сама понимала, что наговорила лишнего, но остановиться уже не могла. Схватила конец цепи и принялась опоясываться, как ремнем.
Санька, который до сих пор сидел в стороне и ковырял палочкой землю, вдруг поднялся, заглянул в колодец, потом отобрал у девочки цепь и кивнул Девяткину:
— Неси полено.
— Какое полено? — осклабился тот.
— Березовое, можно и осиновое. И чтобы без сучков. Живо!
Девяткин пожал плечами, оттопырил нижнюю губу, но за поленом все же сходил.
Санька обвязал полено цепью, сел на него верхом, взял в руки багор и приказал мальчишкам опускать себя в колодец. Похрустывая, цепь медленно поползла вниз. Где-то очень глубоко таинственно мерцала зеленая вода. Повеяло холодом, запахло плесенью, гнилым деревом, кругом сгущалась темнота. Сердце у Саньки замерло. Почему-то пришло в голову, что все, кто остался там наверху, на солнце, сейчас разбегутся и он навсегда останется в узком, душном колодце.
Чтобы не было так страшно, Санька то и дело подавал наверх команду: «Прибавь ходу!», «Ровнее спускай!»
Наконец багор плеснул по воде.
— Стоп! — крикнул Санька.
Цепь замерла, и он принялся шарить багром по дну колодца. Минут через десять мальчишки подняли Саньку наверх. В руке он держал светлое жестяное ведро.
Мальчик ступил на землю. Все кругом: зеленая трава на улице, шумящая от ветра листва на деревьях, солнце над головой — выглядело таким несказанно радостным и привлекательным, что он невольно зажмурился.
А Маше показалось, что у Саньки засорились глаза от паутины, которая облепила его лицо, и она подошла к нему с ведром воды:
— Умойся, Саня!
Когда же все начали расходиться от колодца, Маша не выдержала, догнала Саньку.
— Саня, — помолчав, призналась она, — а я бы ни за что не могла в колодец полезть… Темно там, склизко… жабы, наверное…
