— Мы тоже.
— Хотите еще по рюмочке?
— Пожалуй, — сказал толстый.
— С вашего разрешения, — сказал самый маленький.
— Мне не надо, — сказал тощий. — Вино мне в голову ударяет.
— Вино замечательное! — сказал самый маленький.
— Почему не попробовать? — спросил мистер Фрэзер тощего. — Ну, покружится голова, и всё.
— А потом болеть будет.
— Вы не могли бы прислать к Каэтано его друзей? — спросил Фрэзер.
— У него нет друзей.
— У каждого человека есть друзья.
— У него нет.
— Что он делает?
— Он игрок.
— Хороший?
— Еще бы!
— У меня, — сказал самый маленький, — он выиграл сто восемьдесят долларов. Теперь во всем мире не найдешь ста восьмидесяти долларов.
— У меня, — сказал тощий, — он выиграл двести одиннадцать долларов. Вы только представьте себе такую сумму!
— Я никогда не играл с ним, — сказал толстый.
— Он, должно быть, очень богат, — предположил мистер Фрэзер.
— Он беднее нас, — сказал маленький мексиканец. — У него только и есть что рубашка на плечах.
— Да и та теперь ничего не стоит, — сказал мистер Фрэзер, — прострелена пулями.
— Ясно.
— Тот, что ранил его, тоже игрок?
— Нет, рабочий-свекольщик. Ему пришлось уехать из города.
— Только представьте себе, — сказал самый маленький. — Он был лучшим гитаристом во всем городе. Самым лучшим.
— Какая жалость!
— Еще бы! — сказал самый крупный. — А как он играл!
— И больше не осталось хороших гитаристов?
— Ни одного.
— Есть один, он на аккордеоне играет, ничего себе, — сказал тощий.
— Да еще кое-кто играет на других инструментах, — сказал толстый. — Вы любите музыку?
— Как же!
— А что, если мы придем как-нибудь вечером поиграть вам? Как вы думаете, сестра разрешит? Она, кажется, очень симпатичная?
— Уверен, что разрешит, когда Каэтано сможет слушать музыку.
— Она что, сумасшедшая? — спросил тощий.
— Кто?
— Эта сестра.
— Нет, — сказал мистер Фрэзер. — Она милая женщина, очень умная и симпатичная.
— Я не верю ни попам, ни монахам, ни монахиням, — сказал тощий.
— Он на них насмотрелся в детстве, — сказал самый маленький.
— Я был служкой в церкви, — сказал тощий с гордостью. — Теперь я ни во что не верю. И в церковь не хожу.
— Почему? В голову ударяет?
— Нет, — сказал тощий. — Это спирт в голову ударяет. Религия — опиум для бедняков.
— А я думал марихуана — опиум для бедняков, — сказал Фрэзер.
— Вы когда-нибудь курили опиум? — спросил толстый.
— Нет.
— Я тоже, — сказал он. — Кажется, это скверная штука. Начнешь — и уже не можешь бросить. Это порок.
— Как и религия, — сказал тощий.
