— Ну что ты, ведь кабаки всю ночь открыты.
— Не понимаешь ты ничего. Здесь, в кафе, чисто и опрятно. Свет яркий. Свет — это большое дело, а тут вот еще и тень от дерева.
— Спокойной ночи, — сказал официант помоложе.
— Спокойной ночи, — сказал другой.
Выключая электрический свет, он продолжал разговор с самим собой. Главное, конечно, свет, но нужно, чтобы и чисто было и опрятно. Музыка ни к чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше пойти некуда. А чего ему бояться? Да не в страхе дело, не в боязни! Ничто — и оно ему так знакомо. Все — ничто, да и сам человек ничто. Вот в чем дело, и ничего, кроме света не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что все это ничто и снова ничто, ничто и снова ничто. Отче ничто, да святится ничто твое, да приидет ничто твое, да будет ничто твое, яко в ничто и в ничто. Nada y pues nada[1].
Он усмехнулся и остановился возле бара с блестящим титаном для кофе.
— Что вам? — спросил бармен.
— Nada.
— Otro loco mas[2], — сказал бармен и отвернулся.
— Маленькую чашечку, — сказал официант.
Бармен налил ему кофе.
— Свет яркий, приятный, а вот стойка не начищена, — сказал официант.
Бармен посмотрел на него, но ничего не ответил. Был слишком поздний час для разговоров.
— Еще одну? — спросил он.
— Нет, благодарю вас, — сказал официант и вышел.
Он не любил баров и погребков. Чистое, ярко освященное кафе — совсем другое дело. Теперь, ни о чем больше не думая, он пойдет домой, в свою комнату. Ляжет в постель и на рассвете наконец уснет. В конце концов, сказал он сам себе, может быть, это просто бессонница. Со многими бывает.
Переводчик: Е. Романова
