“Массовая галлюцинация”, — под такими заголовками появились в некоторых местных газетах сообщения об этом странном случае. Но Гюнтер твердо знал, что никакой галлюцинации не было.
С тех пор Гюнтер часто уединялся и втайне от людей осторожно испытывал свои силы. О некоторых случаях Иисус вспоминает сейчас со стыдом — настолько они роняли достоинство Бога. Например, свою способность к воскрешению он проверял на… дохлых кошках. Гюнтер уходил за город и где-нибудь на свалке находил труп кошки, густо облепленный мухами. Каждый раз со жгучим мальчишеским любопытством и одновременно с холодящим жутковатым чувством он протягивал руку над разлагающимся трупом. И каждый раз кошки мигом оживали, вскакивали на ноги. Испуганно мяукнув, они убегали прочь.
Гюнтер долгое время находился в смятении и растерянности. “Кто же я?” — этот вопрос особенно мучил его в начале нового столетия.
Миновал двухтысячный год. В Западной Европе и Америке усилились религиозные настроения. Многие верующие ждали какого-то мистического поворота в судьбе человечества. Христиане поговаривали о Втором пришествии.
В конце мая две тысячи третьего года Гюнтер по делам торговой фирмы поехал в небольшой город на южном берегу Англии. Сам еще не зная зачем, он купил в убогой лавчонке старые, но еще крепкие плетеные сандалии и странную одежду, похожую на древнегреческий хитон. В нем смутно зрело какое-то решение.
Вернувшись в гостиницу, Гюнтер заперся в номере, переоделся в только что приобретенную одежду и посмотрел в зеркало: похож! Тот же рост, те же светлые волосы и бородка. Правда, лицо чуточку иное, чем на иконах и картинах великих мастеров прошлого. Но ведь живописцы и художники — не фотографы.
Оглушенный, сбитый с толку невероятными мыслями и догадками, Гюнтер метался в номере гостиницы. И вдруг — третий раз в жизни — ощутил приближение странного часа. Он, этот заветный час, весьма кстати. Он должен разрешить все сомнения.
Гюнтер разделся и лег. И тут словно плотину прорвало. В состоянии между сном и явью с небывалой четкостью и ясностью обрушился поток воспоминаний. Но сейчас Гюнтера интересовали не образы прошлых существований, а то, что им предшествовало: ничто. Он вновь увидел загадочное небытие — черную завесу, за которой скрывался потусторонний, трансцендентный мир. Гюнтер окончательно уверовал, что он пришел оттуда. Каким-то образом он нарушил таинственные затворы небытия и, овеществившись, проник в осязаемый, трепещущий светом предметный мир. Так родился Бог.
