Дав ей едва ли достаточно времени, чтобы попрощаться с Моранами, Джейсон отправился домой в карете вместе с ней. Напряженное молчание между ними било Лауру по нервам, пока те на рассыпались в прах. – Я хотела сказать тебе, Джейсон, - сказала она нерешительно, - но знала, что ты не позволил бы мне поехать.
Он коротко фыркнул. – Надеюсь, что ты нашла Моранов забавными.
- Я-я ездила не для того, чтобы позабавиться.
- Мне плевать, зачем, черт возьми, ты ездила. Но это точно будет твой последний визит в Чарльстон.
- О ради Бога, никому не повредит, если я увижусь с твоей семьей! Я не понимаю, что тебя так рассердило.
- Тебе и не нужно, хотя ты могла бы понять, если бы видела чуть дальше своего носа. И сотри это оскорбленное выражение со своего лица, или я… - Он стиснул зубы, не дав сорваться следующим словам. Его лицо потемнело от ярости.
- Почему ты не даешь мне общаться с твоей семьей? Почему мы не можем впустить их в нашу жизнь?
- Черт бы тебя побрал! – взорвался он. – Наша с тобой жизнь не имеет никакого отношения к ним! Мне не требуются напоминания – клянусь Богом, я не позволю тебе копаться в моем прошлом ради забавы! Ты вписываешься в мою семью не больше, чем я в твою. И с этого момента ты не будешь к ним приближаться. – Его губы скривились в презрительной усмешке. – И если ты хотя бы подумаешь ослушаться меня, я заставлю тебя пожалеть об этом таким способом, который твое жалкое воображение не может даже представить.
Лаура сжалась от его злобного тона, в зеленых глазах ее застыла тревога. – Джейсон, не надо мне угрожать…
- Ты поняла, что я тебе только что сказал?
- Джейсон, пожалуйста…
- Ты поняла?
- Да, - сказал она, расстроенная и испуганная. – Я сделаю, как ты скажешь.
Джейсон редко напивался, но в тот вечер он заперся в библиотеке со своим виски и оставался там еще долго после того, как Лаура ушла спать. Он не пришел в ее комнату, и она беспокойно металась и ворочалась, скучая по его теплу и его большому, сильному телу, к которому можно было прижаться. На следующее утро она проснулась с темными кругами под глазами и ощущением несправедливости. Он пытался наказать ее, подумала она в раздражении. Она покажет ему, что ничуть не страдает от их размолвки.
Сидя напротив него за завтраком, она с удовлетворением увидела, что он страдает от сильной головной боли, а глаза воспалены. Настроение у него было преотвратное, но он молчал, и казалось, ему трудно смотреть на нее. Она постепенно осознавала, что его гнев оказался не слабым и не преходящим, и что к ней он имел гораздо меньшее отношение, чем к боли от старых ран. Она подумала, не заговорить ли о причине их ссоры – нет, наверное, лучше помолчать.
