Лесник подвинулся к очагу, поправил головни. Радостно вспыхнул огонь. Милов сидит на корточках и виновато смотрит на стражника снизу вверх, как собака на коня. Жаль - хвоста у него нет, а то бы вилял, бедняга!
- Это что за совет нечестивых? - глухо спрашивает Семён.
Гнедой рычит:
- А ты бы не ломал комедию-то!
- Тебе что надо? - спрашивает Кузин, звонко и быстро.
- Это ты, Пётр Васильич, народ собрал?
- Ну, скажем, я...
Стоит Семён в тени, осматривая людей невидимыми глазами; на голове у него чёрный башлык, под ним - мутное пятно лица, с плеч до ног колоколом висит омытая дождём клеёнка, любопытно скользят по ней отблески огня и, сверкая, сбегает вода. Он похож на монаха в этой одежде и бормочет, точно читая молитву:
- Значит - разговор у вас идёт... о божественном прение... это ничего, допускается... это не заказано!
Кузин зло ухмыляется и смотрит на него, а Гнедой вдруг кричит, как женщина:
- А ты иди, поезжай, доноси, Иудин сын!
И зловеще хрипит Савелий:
- Худо кончишь, Лядов, продажная душа!
Стражник вскинул голову и глухо сказал:
- Иди-ёты!
У меня тревожно дрогнуло сердце, когда упало это слово, сказанное с великою тоскою. Хрустя клеёнкой, он медленно полез наверх по оплывшим ступеням, угрюмо и громко говоря:
- На мельницу, в шинок, Сашка пришёл и сказал, что вы тут... Я должен знать... кто - где...
Потом уже наверху раздался его сырой голос:
- Н-но... Ну! Дьявол...
И зачмокала грязь под копытами лошади. Тогда все вдруг начали говорить торопливо, смущённо, нескладно...
- Пьяный! - сказал Гнедой.
- Конечно! - подтвердил Савелий. - Из шинка явился.
- Напрасно, пожалуй, обругали его! - улыбаясь, заметил Кузин.
Лесник, качая головой, молвил:
- Нескладный он у вас человек!
- От кого мог узнать Сашка? - строго спросил Егор.
Сашка - это работник Астахова. Алёша виновато объяснил:
- Когда мы с Иваном шли - видел он нас.
- Видел? - переспросил Егор и задумался.
Озлобленно и громко раздаётся голос Авдея:
- Я вам скажу: Кузьма Астахов неотвязный за нами сыск нарядил, и Сашка и Мокей везде про нас спрашивают.
Никин говорит долго, суёт в воздух кулаками, лицо у него гневное. Мужики слушают молча, но, видимо, не верят ему, зная его историю с дочерью Кузьмы.
- Ну, пёс с ими! - воскликнул Кузин. - Эка важность - следят! А вот, обратился он ко мне, - хорошо ты говоришь, Егор Петров! Как псалом прочитал!
Вмешался Гнедой:
- Вот это самое и по железной дороге говорили, слушал я и вспоминал это!
